– Наташа, не ходи к нему! Он тебя обманет! – срывающимся от тревоги голосом воскликнула Светлана, встав как стена перед дверью. Пальцы ее судорожно вцепились в деревянный косяк, будто он был последней опорой между страшным прошлым и неизвестностью будущего. В глазах матери плескалась мольба, почти отчаяние. Она знала — стоит ей замолчать, и дочь уйдет туда, где ждёт боль.
– Мама, ты что?! Разве ты не видела ромашки на подоконнике утром? Кто ещё будет приносить их каждый день?! Он любит меня! – возразила Наташа, стоя на одной ноге, пытаясь застегнуть капризную пряжку босоножек. Тоненькая, светловолосая, облачённая в белое праздничное платье, которое мама дошила для неё вчера вечером, она казалась воплощением невинности и юной надежды. В её глазах сверкали звёзды, а сердце, переполненное чувствами, не слышало предостережений.
– Как же «любит»! А Маринку тоже любил?! И где теперь эта Маринка?! У тетки в деревне ребёнка нянчит, а её мужик уже новую жену на час присматривает! – Светлана говорила резко, но не зло — скорее с болью, с горечью прожитых лет. Она понимала: дочь не услышит. Не потому, что глупа или своенравна. Просто потому, что влюблена. Так, как когда-то была влюблена сама Светлана — без оглядки, без памяти, без мысли о последствиях.
Она помнила тот вихрь, который закрутил её молодость, как всё вокруг стало неважно: ни мнение родителей, ни советы друзей, ни само понятие будущего. Только один человек существовал в мире — и этого было достаточно. Но потом шум радости сменился тишиной разочарования, а улыбки — на слёзы. Светлана знала, что ждёт впереди её дочь — ночи без сна, вздохи, порхающие мечты, короткие минуты счастья… и затем — боль. Боль предательства. Боль потери веры. И если ей, Светлане, хоть как-то удалось справиться, то как же страшно представить, что испытает Наталья. Ведь душа у неё куда чище, нежнее, чем у матери. В этой девочке нет даже тени цинизма. Не знает она боли, не ведает предательства. Сияет, словно ясная звёздочка, освещая своим светом тех, кто рядом.
– Наташа, доченька, постой… Не нужно тебе это! – Света, чувствуя беспомощность своих слов, схватила ключи из замка, чтобы остановить дочь. – Не пущу!
– Мама! – голос Наташи сорвался, а глаза наполнились слезами. Ей было больно. Несправедливо! Немыслимо! Мама никогда раньше так с ней не поступала. Почему сейчас всё иначе? Неужели она не хочет, чтобы её дочь была счастлива?
– Пусти… – Наташа шагнула к матери, ловя её взгляд, полный тревоги и боли. – Я всё равно уйду. Мам, разве ты не понимаешь?! Я его люблю…
Девушка осторожно взяла руку матери, поцеловала побелевшие от напряжения костяшки пальцев, и на ладонь Светланы упали ключи.
– Спасибо…
Хлопнула дверь. Холодная тишина на секунду повисла в комнате. А затем Светлана закричала — не словами, а всей своей душой. Её боль вырвалась наружу, как вой волчицы, потерявшей детёныша. Она не просто кричала — она отдавала в этот крик всю свою печаль, страх и безысходность. Неужели история повторится? Неужели Наташа пройдёт через те же муки, что и она сама?
С Петром Светлана познакомилась много лет назад, на школьных танцах. Затащили её туда подруги, которые уже давно устали видеть её примерной домашней девушкой.
– Неужели тебе не хочется свободы?! Что ты всё время дома сидишь?! Из школы — домой, из дома — в школу. Жизнь мимо идет, Светка! Разве ты не понимаешь?!
Но Света действительно ничего не понимала. Она знала только одно — дома её помощь нужна. Мама болела, отец уезжал в командировки, стараясь заработать на жизнь для всех. На Свете были младшая сестренка, учеба и домашние обязанности. Где уж там гулять! Да и зачем? Она мечтала о большой, настоящей любви. О такой, как в книгах. Чтобы сердце замирало, чтобы душа пела, чтобы жили они долго и счастливо, как бабушка с дедом, как родители.
Смотрела Светлана на них с благоговением. Сколько тепла в каждом взгляде, сколько заботы в каждом жесте! Даже после многих лет брака они всё так же любили друг друга. Словно первый день свадьбы не закончился, а продолжался годами.
– Мамочка, почему ты так папу любишь? – спрашивала она однажды, прижавшись к материнскому плечу.
– А как его не любить, дочка? Он для меня готов луну с неба достать и мир перевернуть. Стоит только попросить. Всегда таким был. Бывало, прибежит в школу, швырнет портфель на парту, а там две пышки — мама его накормила с утра. Одну мне вручит, а вторую пополам ломает.
– Зачем?
– А я всегда обжоркой была! – смеялась мама. – Любила поесть. Хорошо еще, что не в коня корм, как бабушка говаривала. Хотя знаю — даже такой бы он меня любил.
– Почему?
– Потому что ему, как и мне, не важна внешность. Главное — свой человек.
– Это как?
– Просто, доченька. Если ты чувствуешь, что можешь просыпаться рядом с ним каждое утро, видеть его каждый день, рожать ему детей — вот это и есть любовь. Но это только половина дела.
– Почему?
– Потому что он должен найти тебя тоже. Не всем так везёт, как нам с отцом. Чаще бывает, что один любит, а другой терпит. А иногда и вообще без любви живут.
– Разве такое возможно?!
– Да, доченька. Бывает…
Светлана тогда не понимала этих слов. Лишь годы спустя узнала, что бабушку выдали замуж насильно. Приказали, и она согласилась. Прожила с мужем всю жизнь, рядом, но ни разу не услышала от него слова любви. И сама не знала, что это значит — любить по-настоящему.
– Любви она ждала, Светочка. Но так и не дождалась. И хотя говорила в последние дни, что не жалеет о жизни, я знаю — совсем не так это. Потому что перед смертью она шепнула мне: пусть лучше внучки будут одни, чем так, как она. И тогда я решила — буду искать своё счастье, пока не найду!
– А чего искать-то было, мам? Папа же всегда рядом был!
– Эх, дочка… Мы часто не видим того, что у нас под носом. Всё кажется — где-то там, за горами, лучше. Люди добрые, трава зеленее. Так устроена наша природа.
– А как же вы с папой поженились?
– А вот так. Он спокойно смотрел, как я женихов перебирала. Даже посмеивался. А потом пришёл к отцу и сказал: дом готов, сватов ждать на Красную горку, а если я не пойду за него, то быть ему бобылем до конца дней. Отец знал мой характер и послал его ко мне. А я не смогла ему отказать.
– Почему? Поняла, что любишь?
– Нет! – снова рассмеялась мать. – Пышки вспомнила. И поняла: никто больше со мной так делиться не будет. А это ли не любовь?
А когда Света увидела, какими глазами смотрит на неё Петр, она решила — это судьба. Если он боится даже дыхнуть на неё, разве это не любовь?
Ох, как же она ошибалась! Петр действительно боялся её — но только первые пару месяцев. Потом страх сменился привычкой, а привычка — ложной уверенностью в том, что Светлана будет рядом всегда, невидимой опорой его дней. Он приходил по вечерам к старому деревянному забору, за которым жила девушка, здоровался с её родителями с такой учтивостью, будто они были важными гостями, и каждый раз спрашивал одного и того же:
— Можно мне забрать Свету на танцы?
Как отказать такому? Улыбающемуся, внимательному, почти робкому? Как не поверить в искренность чувств, если он смотрел в глаза, словно там было всё — смысл жизни, свет и тепло?
А Света и не собиралась отказываться. Она вылетала из дома, как птица, расправившая крылья после долгого заточения. Внутри всё трепетало, голова кружилась от нежных шёпотков Петра, от его обещаний, которые он говорил так, будто верил им сам. Ей казалось, что судьба наконец-то улыбнулась ей, выбрала именно её среди множества других. И какая заслуга у неё была? Неужели просто быть собой?
Подружки шептались за спиной, то ли завидуя, то ли радуясь за неё. Но Света уже не слушала их. Ничего не существовало вокруг, кроме этих вечеров под музыку, кроме его рук, бережно ведущих её в танце, кроме его голоса, который звучал для неё одной.
Но однажды, как гром среди ясного неба, прозвучали слова, от которых замерло сердце:
— Уезжаю я, Света. Друг позвал в те края, где давно хотел побывать.
— Постой, Петя… А как же я? – Светлана стояла перед ним, ошеломлённая, не понимая, как можно вот так — в одно мгновение — разрушить целый мир.
— А что ты? Хорошо нам было вместе?
— Хорошо…
— Вот и ладненько! Было, Светка! Все было. И прошло!
Света смотрела ему вслед, пока силы держали ноги на земле. Хотелось закричать, зарыдать, броситься следом, но слёз не было. Ни капли. Только пустота. И холод внутри. Почему? Зачем? Что она сделала не так?
И только одна мысль держала её тогда на плаву — теплота внутри, которая росла день за днём. Ребёнок. Маленькое живое существо, которое уже сейчас нуждалось в ней. Малыш, чьё сердечко билось в унисон с её собственным. И тогда она приняла решение: пусть не будет отца, пусть не будет любви, но этот ребёнок будет расти в любви, заботе и понимании. Никто больше не обидит её дитя так, как когда-то обидели её.
И вот, через несколько месяцев, на свет появилась Наташка. Крупная, горластая, жизнерадостная. С яркими голубыми глазами, с кудрявой белесой шевелюрой, с щеками, как два спелых яблочка. И совсем не похожая на своего отца. Всё в ней было от бабушки — и взгляд, и улыбка, и даже характер. Такая же добрая, такая же открытая, такая же светлая.
Но радость матери продлилась недолго. Бабушка ушла тихо, во сне, когда малышке исполнилось всего полгода. Светлана стояла над гробом, сжимая на руках маленькую Наталью, которая не понимала ещё, почему все вокруг такие печальные.
— Потом поплачем, дочь! Нельзя тебе! Молоко пропадёт! — шептал сквозь слёзы отец Светланы, качая внучку. — Держаться надо…
— Надо, папка… А как? – прошептала Светлана, вся съёжившись от боли. Но плакать было некогда. На руках была дочь, которая требовала внимания, ревела безутешно младшая сестрёнка, которую нужно было успокоить. Жизнь не давала времени на скорбь — нужно было жить. Ради них.
И Светлана жила. Заменила мать сестре, воспитала дочь, научила её быть доброй, честной и отзывчивой. Замуж так и не вышла. Отец часто уговаривал, но она лишь качала головой:
— Не хочу, папка… Любовь мимо прошла. А без неё — сам понимаешь, не жизнь…
Наташа росла ласковым и добрым ребёнком. То и дело обнимала маму, просила «просто так», без повода. Приносил ли кто-то животное домой? Да сколько угодно! Кошки, собаки, хомячки — всё это жило под одной крышей с семьёй Светланы.
— Мамочка, дай обниму! — Ох, лиса! Что натворила? — Ничего! — Не ври маме! — Там котёнок… Совсем маленький… — Наталочка, пятый уже хвост в доме! Мышек нет, чтобы всех кормить! — Мам, нельзя его бросать! Он же живой!
Светлана только вздыхала и гладила дочь по голове. Где пять, там и шесть найдётся. Как иначе научить доброте, если не примером?
Света выдала замуж сестру, помогла ей начать новую жизнь, скопила денег на обучение дочери. Верилось, что Наташа станет первой в семье с высшим образованием. Но судьба распорядилась иначе.
Однажды к Светлане пришла соседка Надежда. Они раньше общались мало — больше по бытовым делам. Но в тот день женщина принесла новости, от которых у Светланы потемнело в глазах.
— Здравствуй, Светлана. Разговор есть. Только ты дочь свою уберечь сможешь…
Надежда тоже была матерью. И Марину, свою дочь, любила всем сердцем.
— Родила моя Маринка. Внук у меня теперь есть… А вот дочери, получается, нет…
— Что ты такое говоришь, Надя?! Неужели…
— Нет. Жива Марина. И роды прошли хорошо. А только… Как мне теперь с нею? Ведь уж как просила я её! Как умоляла не ходить с этим Сашкой! Знала, чувствовала, что обманёт! А она и слушать ничего не хотела…
Светлана, не говоря ни слова, села рядом и крепко обняла подругу.
— Не надо так, Надюша! Не отказывайся от своего ребёнка! Неужели из-за того, что какой-то подлец её обманул, ты теперь от себя оттолкнёшь?!
— Как мне быть, Света? Как гордыню свою материнскую усмирить? Послушалась бы она меня — и не пришлось бы к тетке ехать! В посёлке теперь на улицу не выйти — засмеют!
— Побрешут и успокоятся! А ты не знаешь, как это бывает?
— Ни жизни, ни будущего теперь…
— Ну, окстись! Какое тебе ещё будущее надо? Внук у тебя! Здоровый мальчишка! Это же счастье! А ты и не видишь ничего. Готова из-за обиды и дочь прогнать, и своё будущее потерять. Что было — то прошло, Надя! А вот с тем, что есть — тебе жить! Одной или семьёй — решай сама. Но знаю я, что сердце твоё дитя своё не оттолкнёт. И не упрекнёшь ты Маринку ничем. Сама мы молодыми не были?
— Хороши слова твои, Света… Ох, как хороши! А только что будет, если тебе самой придётся пройти по тем же уголькам?
Светлана не ответила. Она знала, что Надежда права. Потому что Саша — тот самый, который обманул Марину — теперь ухлёстывал за её Наташей.
Когда Наталья пришла домой вечером, она сияла:
— Мамочка, я такая счастливая!
— Наташа, дочка, мне с тобой поговорить надо!
— Потом, мамочка! Потом! У меня экзамен завтра! Готовиться надо! А то я совсем учебу забросила. Сдам — и мы с тобой поговорим! Обязательно!
Светлана хотела было возразить, но дочь уже исчезла, убежав к подруге.
Дни летели, как песок сквозь пальцы. Экзамены сданы, результаты известны. Наталья возвращается домой с медалью в руках, счастливая, как никогда.
— Это тебе, мамочка!
— Доченька, пора собираться…
— Куда?
— Поступать! Ты же врачом хотела стать!
— Передумала, мам! Я замуж выхожу! За Сашу…
— Он, что же, уже предложение сделал?
— Да… Нет… Ой, мам, да какая разница! Все и так ясно!
— Нет, Наташа! Ничего не ясно! Если бы он тебя любил, давно бы пришёл к нам, как положено, попросил руки у меня и у деда.
— Всё будет, мама! Дай срок!
Светлана хотела закричать, что время не ждёт, что каждая минута дорога. Но промолчала. Решила подождать.
— Дома поговорим, — сказала она, — на спокое.
Но дома разговора не вышло. Наташа не желала слушать.
— Люблю его, мамочка! Люблю… Неужели ты меня не понимаешь?!
— Всё понимаю! Сама молодой была! Потому и знаю, что ждёт тебя, если сейчас голову не включишь. Если это настоящая любовь, то она всё вытерпит. Любит тебя Саша? Пусть докажет. Пусть поедет с тобой в город, поможет, поддержит. Тогда и поженитесь.
— Не хочет он, мам… Говорит, здесь хорошо проживём. Дом есть, работа найдётся. Ребёнок появится — поженимся…
— Э нет, доченька! Кто же лошадь ставит позади телеги?! Я тебя для этого растила, чтобы кто-то тобой пользовался?
Скандал, слёзы, боль… Изо дня в день.
Руки опускались. Может, дать дочери пройти через свои ошибки? Может, пусть набьёт шишки, а потом прибежит домой, искать защиты у матери? Или запереть её, увезти, спрятать от мира, чтобы не смогла вырваться и натворить глупостей, о которых потом всю жизнь жалеть?
Но нет ответа. Только мать, терзающаяся сомнениями.
А судьба, как всегда, наблюдает. Смахивает слёзу с щеки Светланы, любуется на улыбку спящей Натальи, а потом тянется к букету ромашек на подоконнике.
— Любит — не любит, плюнет — поцелует, к сердцу прижмёт — к чёрту пошлёт… Любит — не любит…
Просыпается Наталья, услышав, как очередной букет кладут на подоконник. Выглядывает в окно. И замирает. Тот, кто приносил цветы, не был Сашей. Это был Гриша Смоляков — их сосед, тихий, скромный, всегда державшийся в тени.
Всё встало на свои места.
— Мама, собираться надо! — прибежала Наталья босиком на кухню.
— Куда, доченька?
— В город. Учиться!
— Слава Богу! Одумалась! — не сдержала слёз Светлана.
— Любовь не начинается с обмана, правда, мам? Ты сама мне это говорила!
— Правда… А кто же тебя обманул, родная?
— Сашка. Он мне с самого начала врал. А я верила…
Светлана обняла дочь, как в детстве, баюкая, утешая.
— А как поняла, что он тебе врал?
— Он сказал, что ромашки — его рук дело. Что каждое утро уходит в поля, чтобы меня порадовать… А оказалось — это Гриша их носил.
— Гриша? — удивилась Светлана.
— Да. Я его утром видела. Спросила прямо — его ли ромашки. А он не стал скрывать…
Мать ничего не сказала. Просто поцеловала дочь и достала старый чемодан — тот самый, в котором хранились воспоминания о первых годах их жизни.
Через несколько лет она выдала дочь замуж. За Гришу. За того, кто оставил всё и переехал вслед за Натальей в город, чтобы быть рядом, поддерживать, помогать.
На свадьбе, когда Светлана спросила зятя:
— Гриша, сынок, где жить думаете? В городе? Там возможностей больше?
Он улыбнулся и ответил:
— Домой вернёмся, мам-Свет. Нет в городе таких ромашек, как Наташка моя любит…