Вечерняя смена в ординаторской районной больницы всегда напоминала небольшой спектакль. Медсёстры меняли усталые взгляды на новые, передавали дела, как эстафету, а заодно и последние новости.
Ольга поправляла медицинскую шапочку перед мутноватым зеркалом, критически разглядывая своё отражение. Уголки губ дрогнули в едва заметной усмешке:
— Снова вылитый вид будто провела ночь не в постели, а в картошельном поле.
Рядом на стуле, закинув ногу за ногу, сидела Алина. Её взгляд скользил по комнате, задерживаясь на новенькой санитарке — Марине, которая молча раскладывала чистые халаты по полкам.
— Посмотри на неё, — прошептала она Ольге, наклонившись ближе. — Волосы собраны, ни капли косметики… Как будто пришла не работать, а сдавать экзамен.
Ольга лишь плечами пожала:
— Работать пришла, а не красотой блистать. Кому тут принцесса нужна?
Алина фыркнула, всё ещё разглядывая Марину:
— Ты опять её защищаешь? Не иначе подружки уже успели стать. А я просто говорю, что слишком уж тихая. С такими надо быть осторожнее.
— А ты слишком часто ищешь, к кому бы придраться, — мягко парировала Ольга, слегка улыбнувшись. — Может, пора прекратить?
Алина надулась, но в глазах промелькнуло что-то близкое к обиде.
— Не нравится она мне. Слишком много молчания вокруг неё.
Марина, словно не слыша их перешёптываний, продолжала аккуратно раскладывать халаты. За окном сгущались сумерки, коридор наполнялся голосами, шагами, звуками вечерней жизни больницы.
— Сегодня консилиум по той девочке из реанимации, — вдруг сказала Алина. — Слышала, родители чуть не подрались утром?
— И не удивительно, — вздохнула Ольга. — У кого бы душа выдержала такое? Ты бы смогла решать судьбы других?
Алина задумалась, глядя в потолок:
— Не знаю… Думаю, нет. Я и сама боюсь смерти.
— А я больше всего боюсь равнодушия, — тихо ответила Ольга.
В этот момент в коридоре раздался резкий крик:
— Санитарка! Где санитарка?!
Марина быстро собралась и вышла, оставив после себя лёгкий запах мыла и тень тревоги.
— Вот и пошла, — Алина кивнула вслед. — Тихоня, а всё равно бросается в глаза.
— Возможно, именно в этом и есть сила, — задумчиво произнесла Ольга.
Полтора месяца назад утро началось с воя скорой помощи. Марина, тогда ещё новенькая, стояла у окна и наблюдала, как у входа собирается толпа — кто-то кричит, кто-то рыдает. В центре — двое: женщина с растрёпанными волосами и мужчина, сжимающий кулаки до побелевших костяшек.
— Лиза! — вырывался из толпы отчаянный крик. — Только не она…
Лиза была студенткой, дочерью обеспеченных родителей. Всегда улыбчивая, активная, с длинными светлыми волосами и вечной записной книжкой стихов. Она обожала мотоциклы, а её парень Никита был таким же свободным духом — гонщиком, который мечтал однажды выиграть городской кубок.
В тот день на дорогу выбежал зверёк. Никита крикнул, но Лиза не успела свернуть. Мотоцикл перевернулся. Девушку доставили в тяжёлом состоянии. Родители обвиняли во всём Никиту.
— Это он втянул Лизу! — рыдал отец. — Если бы не он, она бы сейчас была дома!
Никита стал постоянным гостем возле больницы. Ночами сидел на лавке, днём просил хотя бы взглянуть на Лизу. Иногда он писал мелом на асфальте: «Лиза, держись». Его лицо стало частью больничного пейзажа — бледное, измождённое, с покрасневшими глазами.
Вечером Марина зашла в палату Лизы. Царила тишина, только мерно пищали мониторы и витал лёгкий запах лекарств. Она аккуратно мыла пол, стараясь не шуметь. Время от времени бросала взгляд на девушку — красивую даже в коме.
И вдруг услышала:
— Никита…
Марина вздрогнула, выронила тряпку. Сердце заколотилось где-то в горле. Она замерла, прислушалась — показания приборов не изменились, всё было прежним.
— Показалось, — прошептала она, — просто устала.
Закончив уборку, она торопливо вышла. В коридоре столкнулась с Алиной.
— Ты хоть смотри, куда идёшь! — бросила та с насмешкой.
На этот раз Марина ответила твёрдо:
— А вам стоит быть внимательнее.
Алина опешила. Марина прошла мимо, чувствуя, как внутри что-то начинает меняться — страх уступает место решимости.
Сегодня в отделении царило необычное волнение. Все говорили об одном — приезде профессора Евгения Пархоменко. Бывший заведующий реанимацией, теперь глава клиники в столице. Все ждали его решения, надеясь на малейший проблеск надежды для Лизы.
— Думаешь, он сможет? — спросила Ольга у Алины. — Или всё давно предрешено?
— Не знаю, — вздохнула та. — Говорят, строгий, но справедливый. Может, и случится чудо.
По коридорам сновали делегации из Москвы, звенели имена известных специалистов. В воздухе витала тревога.
Вера Всеволодовна, мать Лизы, сидела на скамейке, сжимая в руках мятое полотенце. Марина подошла, протянула стакан воды.
— Спасибо, — прошептала женщина. — Можно, ты посидишь рядом?
Марина кивнула и села рядом. Они долго молчали, пока та вдруг не заговорила:
— Знаешь, когда-то один врач забрал у меня отца. Его имя — Евгений Пархоменко. Он был его лечащим. Решил отключить от аппарата. Я тогда была совсем маленькой. Но с тех пор не могу простить его… Хотя понимаю, что он сделал это правильно.
Вера Всеволодовна посмотрела на Марину с сочувствием:
— Иногда кажется, что вина съедает тебя изнутри. Но это потому, что ты любишь. Иначе бы не страдала так.
Марина сжала руки:
— Я тоже не могу простить себя. Даже если ума понимаю — нельзя было спасти, сердце не слушает.
— Главное — не терять надежду, — вздохнула Вера. — Иногда она — всё, что у нас остаётся.
Они ещё немного посидели в молчании, делясь болью и тенью веры. Обе знали — впереди консилиум. И обе готовились к тому, что услышат худшее.
Но когда Марина вышла, то увидела Никиту у окон. Похудевшего, осунувшегося, с потухшими глазами. Вера Всеволодовна, проходя мимо, вдруг сказала:
— Он каждый день здесь. Ни на шаг от больницы.
Марина резко обернулась, вспоминая тот шёпот в палате. Сердце сжалось.
— Я слышала, как Лиза произнесла его имя, — прошептала она. — Не сон это был. Она звала его. Она помнила его.
Вера Всеволодовна судорожно схватилась за грудь:
— Вы уверены? Вы действительно слышали её?
Марина кивнула, сжав кулаки:
— Да! Она звала Никиту. Я не могла ошибиться. Её нельзя отключать — она жива!
— Тогда действуем, — решительно сказала Вера. — Ни минуты терять нельзя.
Марина рванула по коридору, будто бежала за самой жизнью. Мысли путались, ноги подкашивались, но она не останавливалась.
Алина преградила ей путь, усмехаясь:
— Куда это ты мчишься, санитарка? Решила мир спасти?
Марина вырвалась:
— Отпусти! Это важно!
Она ворвалась в кабинет, где уже собрались врачи: Борис Александрович, профессор Пархоменко и другие специалисты. Атмосфера была плотной, как туман перед штормом.
— Не отключайте Лизу! — выкрикнула Марина. — Я слышала её голос! Она подавала признаки сознания!
Борис Александрович недоверчиво хмыкнул:
— Приборы бы показали. Это просто фантазия.
Евгений Пархоменко поднял руку:
— Давайте выслушаем её.
Голос Марины дрожал, но слова были чёткими. Она рассказала о шёпоте, о том, как Лиза произнесла имя любимого. Врачи переглядывались, кто-то покачал головой.
— Это невозможно, — пробормотал один из них. — Такое аппаратура бы зафиксировала.
— Может быть, датчики были смещены? — предположил Пархоменко.
Но Борис Александрович раздражённо махнул рукой:
— Мы не можем руководствоваться словами санитарки. Марина, вы уволены. Алина, проводите её.
Алина с довольной миной взяла Марину под локоть:
— Поздравляю, теперь будешь двор подметать.
Марина опустила глаза, чувствуя, как рушится весь её мир.
Вещи собрались быстро. Марина шла по знакомому коридору, не встречая ни одного сочувствующего взгляда. Внутри всё сжалось.
«А вдруг я ошиблась? Что, если мне просто показалось? Теперь я никому не нужна…»
На улице она вдохнула холодный воздух и, впервые за долгое время, позволила себе заплакать.
Поздним вечером Марина сидела дома, обнимая фотографию отца. Слёзы катились по щекам.
— Папа… я не справилась. Прости меня…
Заснув, она увидела сон: отец стоял на пороге, как в детстве, и говорил тихо, ласково:
— Всё будет хорошо, Маришка. Ты сильнее, чем ты думаешь.
Утром её разбудил настойчивый стук в дверь. Сердце заколотилось. На пороге стоял Евгений Пархоменко.
— Можно войти? — спросил он тихо.
Марина кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Он сел на край стула, потер виски:
— Лиза очнулась. Никита был рядом. Он успел с ней поговорить. Она открыла глаза.
Марина не верила своим ушам:
— Правда?
— Да. Оказалось, некоторые датчики были отсоединены. Поэтому аппаратура ничего не зафиксировала.
Слёзы снова потекли, но уже от облегчения. Марина закрыла лицо руками.
— Я боялась, что ошиблась…
— Ты не ошиблась, — мягко сказал Евгений. — Ты спасла ей жизнь.
Он помолчал и добавил:
— Главный врач принёс извинения. Ты не уволена. Тебя восстановили.
Марина улыбнулась сквозь слёзы:
— Спасибо…
— Почему санитарка? — неожиданно спросил он. — Ты ведь могла бы стать врачом.
— Я учусь, — призналась Марина. — Третий курс медицинского. Летом подрабатываю здесь.
Евгений кивнул, внимательно слушая.
— Ты хотела доказать мне, что можно спасти, правда?
Марина опустила взгляд:
— Я злилась на вас. За отца. Думала, если спасу хотя бы одного человека, станет легче.
— Я не оправдываюсь, — тихо сказал Евгений. — Но иногда мы делаем то, что должны. И всё равно остаётся боль.
Марина посмотрела ему в глаза:
— Я хочу попробовать простить. Может, тогда и себе смогу.
Евгений улыбнулся:
— Тогда начнём с ужина. Я давно не ел в одиночестве.
И Марина рассмеялась:
— Я тоже.
Так началась новая глава их жизни.
Вечером Марина метались по квартире, перебирая платья. Каждое казалось либо слишком простым, либо чересчур парадным. В итоге выбрала скромное синее.
Евгений ждал у подъезда, улыбнулся:
— Ты прекрасно выглядишь.
В ресторане играл джаз, мягкий свет ласкал лица. Марина впервые за долгое время смеялась легко, без страха перед завтрашним днём.
— Десять раз пожалел, что мне почти сорок, — признался он. — Но сегодня я счастлив.
— А я думала, что счастье — миф, — ответила Марина.
— Завтра заеду, решим вопрос с работой, — пообещал он. — Хочу, чтобы ты работала в моей клинике.
В этот вечер всё казалось возможным.
У входа в больницу уже собрались коллеги. Алина стояла особняком, взгляд её был вызовом. Но когда Евгений открыл дверь и подал руку Марине, все замерли.
Ольга ухмыльнулась, не скрывая одобрения. Алина не знала, куда деть глаза.
К Марине подошли Вера Всеволодовна и Никита. Вера обняла её, горячие слёзы катились по щекам:
— Спасибо вам. Вы спасли мою дочь.
Евгений озвучил своё предложение:
— У меня в клинике есть место. Сначала практика, а дальше — кто знает?
Марина кивнула, чувствуя, что впереди только лучшее.
Прошли годы.
Марина работала вместе с Евгением, они стали семьёй. В их доме появилась маленькая Варя.
Сидя у кроватки, Марина гладила дочь по пушистым волосам и думала:
«Жизнь учит нас не только принимать решения, но и прощать. Без этого невозможно идти вперёд. Иногда самые важные слова — это «прости» и «спасибо». И те, кто их произносит, способны менять мир.»
За окном светило солнце, и впервые за много лет Марина чувствовала, что всё — по-настоящему — хорошо.