Марк замер на пороге гостиной, будто наткнулся на невидимую стену. Воздух в комнате, еще секунду назад наполненный теплом и ароматом свежезаваренного чая, вдруг стал густым и ледяным. Он смотрел на свою жену, на ее хрупкую фигурку, прижавшуюся к спинке дивана, и не узнавал ее. Слова, только что слетевшие с ее губ, висели между ними тяжелыми, нереальными глыбами, искажая привычные очертания мира.
– Ты… ты шутишь? – его собственный голос прозвучал глухо и отчужденно, будто доносился из соседней квартиры. Горло сжал спазм. – Этого не может быть. Это какой-то больной розыгрыш. Лиана, тебе всего двадцать один год! Когда ты успела? И почему… почему ты молчала все это время? До свадьбы. После. Все эти месяцы?
Он видел, как дрожит ее нижняя губа, как влажным блеском наполняются ее огромные, всегда такие ясные глаза. Она сделала шаг к нему, движение порывистое, испуганное, и прильнула к нему, вцепившись пальцами в ткань его рубашки, словно боясь, что он вот-вот оттолкнет ее в небытие. Она заглядывала ему в лицо, ища в его окаменевших чертах хоть крупицу понимания, каплю былой нежности.
– Я боялась! – выдохнула она, и ее голос сорвался на шепот, полный настоящего, неподдельного ужаса. – Боялась, что ты посмотришь на меня по-другому. Что твоя любовь умрет в одно мгновение. Что ты развернешься и уйдешь, и мне не останется ничего… Я так боялась потерять тебя! Прости…
– А теперь? – голос Марка внезапно сорвался на крик, от которого она вздрогнула и отшатнулась. Он не сдерживался больше. Боль, ярость, чувство чудовищного обмана рвали его изнутри. – На что ты рассчитываешь теперь, Лиана? На мою снисходительность? На то, что я, как дурак, кивну и скажу: «Ничего, дорогая, бывает»? У нас не котенок забеременел, у нас – двое детей! Где они? Кто они?
Их встреча тогда, в тот промозглый зимний день, казалась Марку вырванной страницей из самой светлой романтической повести. Он шел по обледеневшему тротуару, кутаясь в пальто, и думал о бесконечных отчетах, о циферблатах и графиках, которые вытеснили из его жизни все живое. И вдруг – вихрь движения, тихий вскрик, и он инстинктивно раскрыл руки.
Она поскользнулась на злосчастной ступеньке «Евроопта», и два переполненных пакета взметнулись в воздух, а ее легкое тело, пахнущее морозом и чем-то сладковатым, наповал сразило его своей беззащитностью. Он подхватил ее, ощутив под пальцами тонкую ткань куртки и хрупкость косточек.
– Аккуратнее, – его голос, обычно жесткий и деловой, сам собой стал бархатным, обволакивающим. – Держитесь за меня. Здесь асфальт – сплошной каток.
Она выпрямилась, смущенно поправила прядь каштановых волос, выбившуюся из-под шапки. Лицо ее было лишено косметики, лишь легкий румянец стыдливости и мороза украшал щеки. А глаза… Марк потом долго вспоминал эти глаза. Огромные, серо-голубые, как осеннее небо перед дождем, глубокие и на удивление печальные для такой юной девушки.
– Спасибо вам, – прошептала она. – Я бы точно разбилась.
– Что же вы так нагрузились в одиночку? – с улыбкой покачал головой Марк, поднимая рассыпавшиеся по снегу упаковки. – В такую погоду это похоже на самоубийство.
– Родители… едут проведать, – она смущенно потупилась. – Хочу, чтобы стол ломился. Вот и…
– Понятно. И далеко тащить этот стратегический запас?
– Нет, совсем рядом, вон тот дом. Спасибо вам еще раз. Я справлюсь.
Она взяла пакеты, кивнула ему и пошла, аккуратно ступая по льду, маленькая и решительная. Он смотрел ей вслед, и что-то в его душе, долго и прочно спавшее, вдруг болезненно и сладко перевернулось.
Весь оставшийся день он не мог сосредоточиться. Перед глазами стояло это личико, звучал ее тихий, мелодичный голос. Он, тридцатитрехлетний циник, прошедший через предательство первой любви, научившийся не доверять женщинам, вдруг как мальчишка размечтался о незнакомке, имя которой даже не узнал.
Та история с одноклассницей оставила в его душе глубокий, покрытый коркой шрам. Он ушел в армию, увезя с собой ее клятвы и обещания. А вернулся – на ее пышную свадьбу с сыном местного «авторитета». Она нашла в себе наглость объяснить ему все просто и цинично: «Я тебя люблю, Марк, но love don’t pay the bills. Ты что можешь мне предложить? Комнату в общаге? Прости, но я выбрала нормальную жизнь». Он тогда чуть не свалился в пропись, выкарабкался с трудом, заливая боль водкой, а потом зарылся с головой в работу, построив вокруг своего сердца высокую, неприступную стену.
И вот теперь, спустя годы, стена дала трещину. Из-за одной случайной встречи. Он чувствовал – это оно. То самое, чего он ждал все эти пустые годы.
Две недели он, как одержимый, дежурил у того самого магазина, вызывая недоуменные взгляды охранников. И она появилась. Снова с пустым пакетом, в той же самой синей куртке. Он, обычно такой сдержанный, буквально бросился к ней.
– Я вас нашел! – выпалил он, перекрывая ей дорогу.
Она отшатнулась от неожиданности, но, узнав его, улыбнулась. Та самая, смущенная улыбка.
– А зачем вы меня искали? – в ее глазах плескалось любопытство.
– Мы не познакомились! Это непростительное упущение. Меня зовут Марк.
– Лиана, – ответила она.
– Лиана, – повторил он, словно пробуя на вкус это имя. – Лиана, а вы не против, если мы исправим еще одно упущение и поужинаем сегодня вместе? Я знаю одно чудесное место.
Она колебалась всего секунду, а потом кивнула. За ужином в уютном полумраке ресторана он выложил ей всю свою душу. Рассказал о предательстве, о годах одиночества, о стене, которую built вокруг себя. Говорил, что встреча с ней – это знак свыше, луч света в его темном царстве. Она слушала, не перебивая, и в ее глазах он читал понимание и сочувствие.
Они стали встречаться. Каждый день был для него праздником. Он открывал для себя ее снова и снова: она была умна, остроумна, удивительно чиста и… недоступна. Лиана мягко, но непреклонно отводила его порывы, оставляя поцелуи на щеке и легкие объятия. Сначала это смущало Марка, а потом привело в настоящий восторг. Он видел в этом подтверждение ее исключительности, ее старомодной, почти забытой целомудренности. Он был уверен – она ангел, посланный ему для исцеления.
Он привез ее к матери. Пожилая, уставшая женщина с первого взгляда прониклась к Лиане теплотой. А через месяц Лиана увезла его к своим родителям в далекую деревню, затерянную среди холмов и лесов. Простые, немного угрюмые люди, но радушные. Простой дом, пахнущий хлебом и травами. Идиллия. Именно там, под аккомпанемент сверчков за печкой и под одобрительные взгляды ее родителей, Марк сделал предложение, опустившись на одно колено на старый, потертый ковер.
Она сказала «да», и в ее глазах блестели слезы счастья. Свадьба была тихой, почти семейной, как того хотела Лиана. Только самые близкие. Она объяснила это тем, что мечтает не о пышном торжестве, а о настоящем свадебном путешествии, вдвоем. Марк с радостью купил путевки в Италию на месяц вперед.
И вот они уже две недели как муж и жена. Марк летал на работу на крыльях и мчался обратно, в их гнездышко, которое она наполнила уютом и теплом. Он был абсолютно счастлив. До этого вечера.
– Я не шучу, Марк, – ее голос вывел его из оцепенения. – У меня двое детей. Сыну четыре года, дочке три. Их зовут Артем и Сонечка.
Он молчал, и в этой тишине слышалось лишь гудение крови в висках и предательское прерывистое дыхание Лианы.
– Когда?.. Как?.. – он пытался выстроить хронологию в своем сознании, но цифры не сходились. Два ребенка в двадцать один год.
– У меня, как и у тебя, была своя драма, – тихо начала она, глядя куда-то мимо него, в стену. – Я его очень любила. Без памяти. Когда узнала о беременности, ему было восемнадцать, мне – семнадцать. Он испугался. Сказал «решай сама» и исчез. Родился Артемка. Он появился снова, плакал, просил прощения. Я простила. Решила, что люди ошибаются. Мы стали жить вместе. Потом родилась Соня. А он… пока я была поглощена детьми, нашел другую. Ушел, когда дочери не было и полугода. Оставил меня одну с двумя малышами на руках.
Марк слушал, и его сердце сжималось то от жалости к той, семнадцатилетней Лиане, то от лютой, холодной ярости к той, что сидела перед ним сейчас и лгала, лгала, лгала с самым невинным видом.
– И где же они сейчас? – его голос скрипел, как ржавая железа. – Я был в вашем доме! Твои родители! Они сидели с нами за одним столом, улыбались, говорили о будущем! Они что, тоже не знают? Или тоже молчали?
– Дети… они живут не с родителями. У мамы с папой здоровье уже не то, они не справятся. Они живут у моей тети, в соседнем селе. У них своих детей нет, они с радостью взяли малышей. Родители навещают их, помогают, но… взять к себе не могут.
– Какая удобная история, – с горечью выдохнул Марк. – И какая дружная семейка. Все друг друга покрывают.
– Не говори так! – в ее голосе впервые прорвалась обида. – Я не хотела тебя обманывать! Ты сам нашел меня, сам в меня влюбился! Я не бросалась тебе на шею!
– Да, я сам! – он засмеялся, и смех его был ужасен. – И я поверил в эту игру в невинность! В твою девичью стыдливость! Это ведь было частью спектакля, да? Чтобы я окончательно поверил в твой ангельский образ?
– Нет! – она вскочила, глаза ее полыхали. – Я просто боялась! Боялась снова ошибиться, довериться, привязаться и получить нож в спину! Я хотела быть уверенной в тебе! В твоих чувствах!
– И добилась своего? – ядовито спросил он. – Теперь ты уверена? Теперь, когда мы связаны узами брака, когда я в тебя вложил всю свою душу, ты решила, что пора предъявить счет? «Вот, дорогой, принимай в семью еще двоих. Сюрприз!»
– Что изменилось, Марк? – она подошла к нему вплотную, смотря снизу вверх своими огромными, наполненными слезами глазами. – Я сказала тебе правду. Единственную правду, которую скрывала. Потому что теперь ты мой муж. И я больше не хочу лгать. А примешь ли ты ее – вся твоя любовь и покажет.
– То есть это теперь проверка? – он отступил от нее, чувствуя, как его тошнит от этой логики. – Если я соглашусь играть в папу с чужими детьми – я люблю тебя. Если нет – моя любовь фальшива? И что тогда? Ты бросишь их ради меня? Оставишь у тети навсегда?
– Если это будет единственным способом сохранить тебя… – ее шепот прозвучал как приговор. – Да. Я готова на все.
– Боже правый… – Марк схватился за голову. – Да ты слышишь себя? Ты готова отказаться от собственных детей! Это же чудовищно! Какая же мать способна на такое?
– Та, которая нашла, наконец, свое счастье и не хочет его потерять! – выкрикнула она. – Я люблю тебя!
Эти слова, которые он еще час назад готов был слушать бесконечно, теперь прозвучали как насмешка. Он больше не мог этого выносить. Он резко развернулся, схватил первую попавшуюся куртку и выбежал из квартиры, хлопнув дверью так, что сдвоенные стекла в окнах задребезжали.
Он шел по ночному городу, не разбирая дороги. Ледяной ветер хлестал его по лицу, но он не чувствовал холода. Внутри все горело. Обман. Расчет. Цинизм. И этот леденящий душу спокойный взгляд, когда она говорила о готовности забыть о своих детях. Кто она? Какую маску он на самом деле снял сегодня вечером?
Он оказался у дома своей матери. Позвонил в дверь. Пожилая женщина, увидев его изможденное лицо, без слов впустила его, налила горячего чаю и молча слушала его сбивчивый, путаный рассказ.
– Не знаю, что и советовать, сынок, – тяжело вздохнула она, когда он замолчал. – Решать только тебе. Но подумай: если согласишься – этот груз ляжет на твои плечи навсегда. А если нет… Сможешь ли ты жить с мыслью, что лишил детей матери? И сможешь ли ты жить с женщиной, которая на это пошла?
– Я люблю ее, мама, – простонал Марк, уткнувшись лицом в ладони. – Или любил ту, кого придумал.
– Любовь – это еще и доверие, Марк. А его нет. Его убили. И я не знаю, воскрешают ли такие вещи.
Марк остался. Он не смог уйти. Он предложил забрать детей, оформить опеку, попытаться стать одной семьей. На что Лиана ответила с пугающей рассудительностью:
– Зачем? Не стоит ломать их жизнь и грузить тебя. Им у тети хорошо. Она их любит, они к ней привыкли. Мы будем приезжать, помогать материально. Так будет лучше для всех.
Он смотрел на нее и не понимал. Они съездили к тете несколько раз. Марк видел, как Лиана играет с малышами, качает их, смеется. Она была прекрасной матерью. Нежной, заботливой. Но когда они садились в машину и уезжали, на ее лице не было и тени грусти или сожаления. Она обсуждала планы на вечер, будто оставила не своих детей, а кошку на передержке.
И в один из таких вечеров, глядя на ее спокойное, умиротворенное лицо в свете фонарей, Марк понял. Он понял, что этот холод, эта способность отключать эмоции, эта расчетливая практичность – и есть настоящая Лиана. Та, что смогла разыграть перед ним невинность. Та, что смогла годами скрывать существование собственных детей. Та, что готова была забыть о них ради комфортной жизни.
Его любовь умерла в тот миг. Не от того, что у нее было прошлое. А от того, какое это прошлое и что оно за ней открыло.
Через год он подал на развод. Тихо, без скандалов. Он просто не мог больше дотрагиваться до нее. Не мог целовать те губы, что лгали ему. Не мог смотреть в те глаза, в глубине которых таилась ледяная, бездонная пропасть.
Он уходил, а она стояла в дверях их когда-то общего дома и смотрела ему вслед все тем же преданным, печальным взгляом, полным непонимания.
– Но почему, Марк? – ее голос дрогнул. – Ведь мы же все преодолели. Я же сказала тебе правду.
Он обернулся в последний раз.
– Ты так и не поняла, Лиана, – тихо сказал он. – Дело не в правде. Дело в том, какая она была. Ледяная.
И он ушел, оставляя в прошлом не только ее, но и того наивного дурака, который когда-то поверил в случайность на льду и в ангела с грустными глазами.