— Хочешь, я ограждение покрашу и буду присматривать? Возьму недорого, зато будете спокойны — за местом кто-то следит.
Александр поднял взгляд и увидел перед собой юного парня, лет пятнадцати, в телогрейке, явно не его размера, но ещё крепкой, и в чёрной шапке, плотно надвинутой на лоб. Весна уже вступила в свои права, и такая одежда смотрелась неуместно — слишком тепло для сезона. Саша встал, засунул руки в карманы и задумался: а не выбросил ли он случайно свою старую серую лёгкую куртку? Она давно стала тесноватой, но он держал её в машине — вдруг пригодится как подстилка при ремонте. Пока не пригодилась.
— Точно, краска уже облупилась, пора бы подновить, — кивнул он. — Ты прав.
Парень внимательно посмотрел на памятник и прямо спросил:
— Это сестра?
— Первая жена, — ответил Саша и, помолчав, добавил: — Пойдём, кое-что тебе дам.
Дорога была немалая, но юноша, не задавая лишних вопросов, молча пошёл рядом.
— Ого, ваша машина? — с нескрываемым интересом спросил он, когда увидел грузовик.
— Не моя, но на ней уже пять лет работаю, так что почти как своя. А тебя как зовут?
— Гриша.
Мальчик обходил вокруг огромного железного монстра, не в силах скрыть восторга.
— Крутая тачка.
Саша усмехнулся:
— Хочешь, залезь внутрь?
— Это же MAN? — удивился Гриша, заметив логотип на решётке.
— Да ты что, таких грузовиков никогда не видел? — рассмеялся водитель. — Ну ты и даёшь!
— У нас в деревне таких не было. На трассу бегали, конечно, видели дальнобоёв, но такую машину — впервые.
— Ну смотри, Гриша! Трогать можно, — разрешил Саша.
Парень ещё полчаса лазил по кабине, заглядывал под капот, с любопытством тыкая пальцем во всё, что казалось ему интересным. Потом, поняв, что водителю пора в путь, вежливо попрощался.
— Через дней пять вернусь, — сказал Саша, — деньги привезу. Приходи сюда же.
— Договорились! — Гриша протянул руку, и Александр крепко пожал её.
Всю дорогу до места назначения мысли Александра возвращались к этому мальчишке. Прибыл вовремя, разгрузился, собрался в обратный путь — и вдруг задержка: документы, попутный груз, бумажная волокита. Решил не гнаться за ночным рейсом после напряжённого дня, выехал ранним утром. И снова, всю дорогу, перед глазами стоял Гриша. Обещал же…
Подъезжая к городу, небо разразилось дождём. Стало темно, дорога блестела под фарами. Саша сбавил скорость и свернул на привычную стоянку, недалеко от кладбища. Дождь шёл не переставая, вертикальные струи падали с неба, как будто кто-то вылил ведро воды.
Выкинув окурок в урну, Александр поёжился. Он понимал, что опоздал, и не мог винить парня, если тот не дождался. В кафе и на веранде знакомого лица не было.
Фуры разворачивались метрах в пятистах от стоянки — там, где в прошлый раз стоял его грузовик.
Пора было в путь. Саша ещё раз огляделся. Нет, Гриши нигде не видно.
— Парень лет пятнадцати не заходил за последние пару дней? — спросил он у продавца в кафе. Тот лишь пожал плечами.
Начал медленный разворот по размокшей дороге — и вдруг свет фар выхватил из темноты фигуру на обочине. Под дождём, дрожа, стоял Гриша.
— Гришка! — Саша распахнул дверь. — Ты совсем с ума сошёл, под ливнём стоять? Залезай!
Он протянул парню полотенце и сухую футболку.
— Не надо, вы и так в прошлый раз куртку дали.
— Бери, она мне давно маленькая. Я всегда кое-что с собой вожу — вдруг пригодится. Вот и пригодилось.
— Я знал, что вы вернётесь. Обещали же.
— Обещал, но вот… задержали.
— Я так и думал. Такие, как вы, не обещают зря.
— Какие «такие»? — удивился Саша, прищурившись.
— Ну… честные, — просто ответил Гриша.
Александр достал термос, налил горячего чая, протянул кружку.
— Давай, довезу до дома. Где живёшь?
— Да я тут, на кладбище.
— Как — тут? — в голове Саши мелькнули мрачные образы.
— Есть тут сторож, работник. У него домик — маленький, но тёплый, с печкой. Вот у него и живу. Помогаю по хозяйству.
— А-а-а, — выдохнул Саша, представляя себе уютную лежанку и дымок из трубы.
— Отец там похоронен, в низинке. А мать… её лишили прав. Спивается. Думаю, хочет к отцу. Когда забирали младших братьев — я сбежал. Мне почти шестнадцать. Ещё два года — и я свободен.
— То есть два года будешь так жить?
— А что скитаться? Кто будет искать беглеца на кладбище? На вокзалах, в заброшенных домах — да. А тут — тишина, покой. Денег немного зарабатываю, сторож не выдаст.
— А братья-то твои?
Григорий опустил глаза.
— По ним скучаю… сильно. Но в детдом не хочу. Как станет восемнадцать — заберу к себе.
— Не отдадут без жилья и работы. В детдоме хотя бы угол дают после выпуска, а ты — один.
Гриша замолчал. Видно было, что он не думал об этом. Решил: взрослый, брат — и всё получится. Глаза его потускнели.
— Ничего, — выдавил он. — Успею и работу найти, и дом заработать.
Дождь всё ещё моросил, но парень уже собрался уходить.
— Не спеши, обсохни. Мне ещё полчаса стоять, — соврал Саша. — Расскажи что-нибудь. В одиночку скучно ехать.
Грише не нужно было уговаривать. Он, явно нуждавшийся в общении, заговорил без умолку. Рассказывал про происшествия на кладбище, байки сторожа, местные легенды. Говорил ярко, с выражением, жестикулировал, менял интонации — будто играл спектакль.
Постепенно разговор сменился на другое — на родителей, на жизнь, на то, как тяжело пришлось. Было видно: парень — не избалованный, местами наивный, ещё почти ребёнок. И при этом — прошёл через горе, но не сломался, не озлобился, не свернул на тёмную сторону. Саше это глубоко импонировало.
Речь Гриши становилась спокойнее, тише. Дождь тоже поутих. Казалось, они вместе вылили наружу и дождь, и всю накопленную боль — парень, закутанный в полотенце, теперь сидел тихо, опустошённый, но чуть легче.
— Пойду, — наконец произнёс Гриша, нарушив затянувшееся молчание.
— Куртку в пакет сунь, её надо просушить.
— Ага. Спасибо вам большое, — Гриша аккуратно сложил мокрую телогрейку в пакет, лежавший рядом, и медленно выбрался из кабины.
Саша ещё долго смотрел ему вслед. Взгляд его уходил в прошлое — в своё собственное детство, в юность. Вспомнил, как в его годы не было ни желания работать, ни учиться, как тянуло гулять с друзьями, шляться по дворам, выпрашивать у пьяных мужиков сигареты. В груди снова вспыхнуло знакомое жжение — стыд за ту беспечную пору. А теперь, глядя на Гришу, Александр особенно остро чувствовал пустоту от того, что ни с первой, ни со второй женой у него не сложилось с детьми. Годы шли, приближаясь к пятидесяти, и с каждым днём это становилось всё ощутимее.
На следующей заправке Саша полез за барсеткой, чтобы оплатить топливо, но её нигде не было. Сердце резко сжалось. В голове мелькнула картина: он перекладывал деньги для Гриши в пакет… и этот самый пакет парень взял с собой вместе с курткой. Александр с силой ударил по рулю. «Ну и дела… Прощай, бабло». Он понимал: такие деньги никто просто так не вернёт. По сути, подарил.
Весь путь домой Саша прокручивал в голове эту ситуацию, ругал себя. Рейс выдался не слишком выгодным, а теперь ещё и потерял приличную сумму. Дома он долго не мог успокоиться, ходил из угла в угол. Жена заметила его состояние.
— Что-то случилось? Обещал ведь вернуться пораньше.
— Пришлось брать попутный груз, да и деньги на топливо куда-то делись. На свои заправлялся, — ответил он не сразу, будто оправдываясь.
— Ну и ладно, не голодаем. Переживём, — вздохнула Анна. — Меня другое тревожит. Ольга вчера рассказывала — её муж вернулся на три дня позже. Колёса прокололи на стоянке. Говорит, потому что не заплатил кому-то на трассе. Сейчас страшные времена, Саша. Может, бросишь эту работу?
— Нет, у меня всё в порядке. У меня трасса спокойная, платят нормально. Сама знаешь, сейчас работу не так просто найти.
Анна молча пошла к столу, стала накрывать обед.
— Садись, покормлю. А потом — на работу. Не переживай из-за денег. Выкрутимся.
Прошла неделя. Неприятный инцидент с деньгами постепенно стёрся из памяти. Саша снова уехал в трёхдневный рейс, должен был вернуться вечером. Анна после работы зашла в парикмахерскую подстричься.
— Ань, слушай, — начала мастер, — Юрка Пронькин сегодня на стрижке говорил, что твоего мужа сын ищет. Они на кладбище встретились. Сашка уехал, а парень — на попутках к вам добрался.
Женщина в кресле резко побледнела.
— Ань? — мастер из мужского зала, стоявшая в проходе, пожала плечами. — Я думала, ты в курсе.
— Молчала бы, кто тебя просил?.. Иди, работай, — буркнула парикмахерша. — Аня, как стричься будем? Может, короче?
— Женя, я потом зайду, — сказала Анна, почти выскочила из кресла и пошла домой.
Теперь всё встало на свои места. Вот почему муж вернулся таким подавленным. У него есть сын. Сын, сын… — стучало в висках.
Она бежала, не замечая ничего вокруг. Казалось, что весь город уже знает, а она одна — последняя, кто узнал.
— Простите, а вы из какой квартиры? Из тридцать пятой? — перед подъездом её остановил парень, робко переминавшийся с ноги на ногу. Аня молчала.
— Из тридцать пятой? — повторил он.
— Да это жена Сашкина, — высунулась из окна соседка с первого этажа.
— Проходи, — сказала Анна и открыла дверь.
— Да мне только пакет передать, — Гриша протянул руку с чёрным пакетом.
— Заходи, — твёрдо произнесла она.
В квартире повисла тишина. Анна не знала, с чего начать. Гриша тоже молчал, растерявшись от напряжённой атмосферы.
— Голоден?
— Очень, — почти сразу ответил он. — Я же на попутках ехал.
— Мой руки, садись.
— Я…
— Ешь сначала, потом поговорим, — прервала она, откладывая момент, которого боялась.
Гриша принялся быстро есть, словно боялся, что его в любой момент попросят уйти.
— А дядя Саша когда вернётся? Только вы не думайте — ни копейки из пакета я не взял…
— Дядя? Какой пакет? Какие деньги? — Анна посыпала его вопросами, не успевая соображать.
— Ну да, дядя Саша. Александр. На MAN-е. Он сам так представился. Или…
Гриша вдруг вскочил:
— Он здесь не живёт?
— Живёт. Успокойся. Должен вечером приехать. Подождёшь, надеюсь. Доешь — и расскажешь всё.
Но Гриша не стал ждать. Он снова заговорил — быстро, живо, с жестами, как будто срывал с души давний груз. Анна села напротив, слушала, задавала короткие уточняющие вопросы, но в основном молчала, впитывая каждое слово.
— В школу-то ты, получается, не ходишь? Аттестат есть?
— В десятый не пошёл, хотя предлагали. Говорили — у тебя потенциал. В театральный кружок ходил.
— А-а-а, — протянула Анна, глядя на его выразительные движения и уже мысленно представляя, как она, как завуч, будет говорить с директором о приёме Гриши в старшие классы.
— Просто если бы пошёл — сразу бы в детдом забрали.
К этому моменту Анна уже поняла: Гриша — не сын Саши. И, странно, ей стало чуть-чуть обидно. Десять лет в браке, без детей. Сначала они отчаянно пытались — врачи, травы, святые места. Потом смирились. А теперь, глядя на этого парня, она вдруг представила: вот они втроём за столом, вместе ужинают. Семья. Воображение разыгралось, и образ стал таким тёплым, что хотелось его сохранить.
В дверь раздался звонок — короткий, радостный. Реальность хлестнула по лицу.
— Привет, — Саша обнял жену, поцеловал.
— У нас гость, — тихо сказала она, кивнув в сторону кухни.
В проёме стоял Гриша, улыбался, доедая кусок хлеба. Он подошёл, крепко пожал руку Саше.
— Я пакет открыл… там деньги.
— Честно? — Александр удивлённо посмотрел на него. — Не ожидал.
— Как их не вернуть? Сумма большая, а вы в дороге. А я — встал и пошёл. Вот — отдал. Поел, кстати, очень вкусно. Теперь могу и уходить.
— Да ладно тебе, погоди прощаться. Чай-то не пили. Я тут гостинцы привёз, садись.
За разговорами время потекло незаметно. Саша несколько раз смотрел на жену, едва заметно кивая в сторону Гриши. Она отвечала лёгким морганием.
— Останешься у нас на ночь. А завтра посмотрим, что дальше.
— Не знаю… Не хочу мешать.
— Да ты не мешаешь. У нас комната свободная. Оставайся.
Ночью Анна долго не могла заснуть. Стрелки часов показывали уже второй час. Саша тоже лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок.
— О чём думаешь? — спросила она.
— Гриша… хороший парень. А ситуация у него тяжёлая.
— Рассказал мне всё. Я думала — позвонить Любови Андреевне, проконсультироваться. Может, она сможет оформить его у себя формально, чтобы он числился в детдоме, но не жил там?
— Вряд ли. Любая проверка покажет, что его там нет, а она получает пособие. Не пойдёт пожилая женщина на такое. А может… нам его к себе взять? Звучит безумно, конечно. Но оформим как приёмного. Спроси у своей знакомой — что скажет.
Аня замерла. Не ожидала от Саши такого. Сама давно боялась предложить — вдруг он отреагирует резко.
— Нужны документы, хоть какие-то. Без них — разговор пустой.
— Разберёмся. Давай спать, — выдохнул Александр.
Утром всё казалось проще. Саша проснулся в отличном настроении. Анна ушла на работу, оставив мужчинам завтрак.
— Пойдёшь со мной на стоянку? Надо радио новое купить и поставить, — спросил он.
Гриша, конечно, согласился без колебаний.
У грузовика они провозились долго. Заметив, как парень с интересом разглядывает каждый уголок машины, Саша стал рассказывать — показывал, как устроена кабина, объяснял, чем этот грузовик отличается от других, какие в нём особенности, как работает тормозная система, где находится запаска. Гриша слушал, задавал вопросы, глаза его горели — он впитывал каждое слово, как губка.
К четырём часам дня в животах у обоих заурчало — голод дал о себе знать. Начали собираться домой. Саша протянул Григорию пустую баклажку:
— Сбегай за водой. Там, за тем кирпичным зданием слева, есть кран. Набери, умоемся — а то Аня не пустит в дом и ужином не накормит. Она терпеть не может, когда я прихожу в мазуте и с копотью на руках, — усмехнулся он.
Гриша кивнул и пошёл. Вернувшись, он замер на месте.
У грузовика стояли трое. Двое в одинаковых кожаных куртках держали Александра, заломив ему руки за спину. Третий — худой, суетливый мужчина с кастетом в руке — что-то говорил, размахивая им, как будто доказывал свою силу.
Мысли мелькнули, но не успели сложиться. Гриша швырнул баклажку на землю, схватил два обрезка железной трубы, валявшихся рядом, и бросился вперёд.
— Отпустите его! — закричал он, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.
— Тише, пацан, тише, — бросил один из парней, — мы поговорим и уйдём.
— Уходите! Сейчас! — выкрикнул Григорий, размахивая трубами, пряча дрожь в руках за гневом. — Отпустите Сашу!
Саша пытался вырваться:
— Я же сказал — грузовик не мой! К хозяину идите! У меня денег нет! Гриша, не лезь, всё само уладится!
— Повезло тебе, что машина не твоя, — процедил худой, плюнул под ноги и кивнул своим. — Пошли.
Они ушли, оставив за собой напряжённую тишину. Гриша всё ещё сжимал в руках трубы, дрожа от адреналина и страха.
— Брось, всё прошло, — Саша подошёл, забрал у него железки и крепко обнял парня. — Я тоже испугался. Только Ане — ни слова, договорились?
Гриша кивнул, не в силах произнести ни звука.
— Ну и отлично. Пошли к крану, умоемся, — сказал Саша, беря его за плечо. — Кстати, а документы у тебя есть?
— Есть паспорт. Недавно получил новый.
— Это хорошо! Очень хорошо! Завтра Аня сходит к своей знакомой в детский дом, будем тебя оформлять. Как думаешь — пойдёшь к нам в сыновья?
Он остановился у крана, повернулся к Грише и посмотрел ему прямо в глаза. Парень замер, как вкопанный, посреди дороги, не веря своим ушам.
— Ну чего встал? Иди сюда, отмывайся. А то сейчас есть захочется ещё сильнее.
Вечером за столом Саша был спокоен, как всегда, а Гриша — задумчив. Анна разливала чай, когда он вдруг тихо сказал:
— Зачем я вам? Может, я лучше уйду?
— Можешь уйти, конечно, — ответила она мягко. — Но если мы возьмём тебя под опеку, перед тобой откроются двери. Ты перестанешь прятаться. Не будешь бояться. И ещё — нам от тебя ничего не нужно. Просто… расскажи ещё одну историю. Про кладбище. Ту, что понравилась Саше.
Григорий улыбнулся, сделал глоток тёплого чая — и заговорил. Голос его снова стал живым, образным, как тогда, в кабине грузовика.
На следующий день Аня договорилась о встрече с Любовью Андреевной и попросила у Гриши паспорт.
— Есть ещё кое-что… У меня два брата. Они в каком-то детдоме. Я не знаю, где, боялся искать.
— Я всё узнаю, — сказала Анна. — Не волнуйся.
Любовь Андреевна стояла у окна своего кабинета, наблюдая, как дети бегают по двору. Женщина была пожилая, но держалась прямо, седые волосы убраны в тугой узел. Лицо — строгое, но доброжелательное.
— Аня, у тебя своих детей нет, у мужа тоже. Зачем вам трое мальчишек из семьи, где мать лишили прав? — она обернулась. — Это же не просто опека — это судьба, ответственность на всю жизнь.
— Я знаю, — ответила Аня. — Но Григорий сейчас скитается, живёт на кладбище. Он талантливый — в театральном кружке был, стихи помнит наизусть. Если не поможем — может сбиться с пути. А если уж начали — почему бы не попытаться найти и братьев?
— Ладно, Григорий — ещё понятно. Но тех двоих ты даже не видела.
— Найдём, полюбим, вырастим. У меня же опыт работы с детьми! — не сдавалась Анна.
— Ох, Аня… Ты сейчас так уверена, а когда начнутся трудности, когда будут крики, бунты, болезни — ты ведь не знаешь, что ждёт впереди.
— Помогите, пожалуйста. Сейчас это самое главное.
Любовь Андреевна вздохнула:
— В вас с Сашей столько нерастраченной любви… Вы как будто ждали случая, чтобы отдать её. Я вижу это — ваш энтузиазм, ваш запал. Но я подумаю. Если решим с Григорием — он сначала должен пожить у нас, пройти адаптацию. Без этого никак.
— Спасибо вам, Любовь Андреевна, — прошептала Аня.
— Не благодари. Я ещё ничего не решила. Приходи через три дня.
Любовь Андреевна была человеком благодарным. Когда-то Аня помогла её дочери в трудной ситуации — и теперь женщина отвечала добром на добро.
С Григорием постепенно всё складывалось. А вот братьев, как выяснилось, уже передали в приёмную семью. Но право на встречи оставалось. И уже на январских каникулах Гриша, Саша и Анна поехали к ним в гости. Мальчишки бросились к брату, обнимали, плакали. Аня тоже не смогла сдержать слёз.
Через год, осенью, в день, когда Александр пришёл к могиле своей первой жены, он долго стоял у памятника, держа в руках букет. Ветер шелестел листьями, а он тихо говорил:
— Спасибо тебе. За то, что, может быть, и не напрямую, но всё же подарила мне сына. Пусть не в детстве, пусть во взрослом возрасте — но я наконец почувствовал, что значит быть отцом. То, чего мне так не хватало всю жизнь.