Сердце Лидочки, девочки с большими карими глазами и косичками, словно звенело от надежды, когда она обнимала маму за талию и, прижавшись щекой к её потрёпанному свитеру, шептала:
— Мамулечка… а можно я буду играть с куклой, пока ты на работе? Мы с ней будем ждать тебя вместе, как настоящие подруги! Я буду её укладывать спать, читать ей сказки и даже делиться с ней своим чаем из игрушечного чайничка. Мы бы так тебя ждали… чтобы ты пришла и увидела, как мы справляемся без тебя!
Катя, её мать, опустила взгляд. В глазах её стояла тяжёлая, почти невыносимая грусть — как будто в них отражалась вся их бедность, вся их борьба за каждый кусок хлеба. Она медленно провела ладонью по волосам дочери, пытаясь улыбнуться, но улыбка получилась дрожащей, как лист на ветру.
— Доченька моя… — прошептала она, голос её дрогнул, — я бы купила тебе целый мир игрушек, если бы могла. Я бы наполнила твою комнату куклами, мишками, паровозиками, замками из пластика и настоящими детскими книжками с картинками. Я бы сделала так, чтобы ты никогда не знала, что такое грусть от нехватки. Но… у нас сейчас нет таких денег. Ни копейки лишней.
Лидочка не обиделась. Она лишь прижала маму крепче и, глядя в потолок, мечтательно произнесла:
— Ну ничего, мама. Я вырасту, стану очень-очень богатой! Я открою фабрику кукол, и каждая девочка в мире получит свою! А первую — подарю тебе.
От этих слов у Кати перехватило дыхание. Она закрыла глаза, чтобы не дать слезам пролиться. Почему? Почему жизнь так жестока к детям? Почему она, мать, не может исполнить самую простую мечту своей дочери — дать ей куклу? Почему бедность ложится на плечи ребёнка, словно непосильный груз?
Всё началось давным-давно. Когда-то их город жил. Завод гудел, трубы дымили, а люди ходили на работу с улыбкой, зная, что вечером их ждёт горячий ужин и тепло дома. Но однажды — без предупреждений, без объяснений — завод закрыли. Никто не знал почему. Говорили, что владельцы слили деньги, уехали за границу, оставив сотни семей без куска хлеба. Среди них — и родители Кати.
Она помнила, как сидела за кухонным столом, слушая шёпот родителей в темноте. За бутылкой мутной водки они обсуждали, как выжить.
— На что мы будем жить? — спрашивала мать, её голос дрожал, как стекло перед ударом.
— Что-нибудь найдётся, — отвечал отец, но в его словах не было уверенности. Только пустота.
— Да что здесь, в этой проклятой глубинке, можно найти? — взрывалась мать. — Ни работы, ни помощи, ни надежды!
Завод так и не открыли. Люди разъехались. Город стал призрачным, как заброшенный театр. Родители Кати начали пить чаще, чтобы заглушить страх, чтобы забыть, что они — неудачники. Они смеялись, когда пили, но это был смех отчаяния. А Катя смотрела на них и понимала: её детство кончилось.
В школе её дразнили. За потрёпанную форму, за ботинки с дырками, за сумку, перешитую из старой тетради. Она молчала. Пряталась в библиотеке. Читала книги о далёких странах, где люди не голодали, где дети имели кукол и мечты, которые не заканчивались на «если бы».
Но однажды — в один из тех «весёлых» вечеров — родители не проснулись. Палёная водка, проданная на чёрном рынке, сделала своё дело. Молодая Катя осталась совсем одна. Ни родителей, ни наследства, ни поддержки. Только холодная комната и долг перед хозяйкой.
Тогда появился он — мужчина в дорогом пиджаке, с мягким голосом и тёплой улыбкой. Он предложил помощь. Обмен квартиры на «временное жильё». Катя, наивная и сломленная, поверила. А когда поняла, что её обманули, было поздно. Она оказалась в крошечной комнатушке за городом, без отопления зимой, без света по вечерам.
Она устроилась уборщицей. Мыла полы, терла унитазы, выносила мусор. За это платили копейки. Но однажды к ней начал ухаживать один из рабочих — мужчина с красивыми глазами и обещаниями счастья. Она поверила. Открылась. Доверилась. А когда узнала, что он женат, было уже поздно — она носила его ребёнка.
Дочь родилась слабенькой, но сильной душой. Катя назвала её Лидочкой — в честь своей бабушки, которая когда-то говорила: «Даже в самой тёмной ночи зажги хотя бы свечку — и она покажет путь».
Каждый вечер, уложив Лидочку спать, Катя отходила за старую занавеску, отделявшую её уголок от комнаты, и тихо, беззвучно плакала. Слёзы текли по щекам, как дождь по стеклу. Она спрашивала у тишины:
— Почему? Почему я не могу дать своей дочери то, что есть у всех? Почему мы должны жить в нищете? Почему мир так жесток к тем, кто просто хочет быть счастливым?
Её зарплата была крошечной. Но даже из неё она отложила несколько монет на день рождения Лидочки — чтобы купить торт. Маленький, с кремом, с одной свечкой. Этого хватило бы, чтобы дочь улыбнулась.
Утром, в день рождения, Катя отвела Лидочку в садик, поцеловала в лоб и пошла на рынок. Не за едой. Не за одеждой. А за чудом. За куклой.
На барахолке, среди старых кастрюль и рваных шуб, она увидела её. Куклу. Высокую, с фарфоровым лицом, в потрёпанном, но когда-то роскошном платье. Глаза — настоящие стеклянные, с поволокой мечты. Катя замерла. Это была не просто игрушка. Это было воспоминание. Это была надежда.
— Ба, по чем кукла? — спросила она, стараясь казаться равнодушной, будто бы ей всё равно.
— Да бери за сотню, — махнула рукой торговка. — Таскаю её уже месяц. Никто не берёт.
Сердце Кати заколотилось. Сто рублей! Она достала из кармана потрёпанную купюру, вложила её в руку женщины и, крепко прижав куклу к груди, пошла домой.
Дома она вымыла игрушку тёплой водой, аккуратно постирала платье, расчесала волосы. И тут — внимание! — на внутренней стороне платья она заметила что-то странное. Кармашек. Сшитый вручную. Старательно, почти незаметно. Катя осторожно разорвала нитки — и достала листок, пожелтевший от времени.
На нём дрожащим почерком было написано:
«Старшая сестра убила нас. Вика Марычева.»
Катя замерла. Имя… оно звучало знакомо. Очень.
Она вспомнила. Много лет назад пропала девочка — Вика Марычева. Дочь богатого бизнесмена. Её искали, устраивали поиски, в газетах писали. А потом — тишина. Говорили, что отец, Владимир Олегович Марычев, после трагедии заперся в своём особняке и больше не выходил. Что он стал затворником. Что его бизнес процветал, но сердце умерло.
И вот — кукла. Та самая. С признанием в убийстве.
Катя дрожала. Что делать? Идти к нему? Рисковать собой и дочерью? А вдруг кто-то не хочет, чтобы правда всплыла? А вдруг это ловушка?
Но мысли о Вике, о её страхе, о том, как она, возможно, перед смертью спрятала эту записку, не давали покоя.
Через три недели Катя решилась. Она поехала к особняку Марычева — огромному, как замок, окружённому высоким забором и камерами.
— Хозяин не принимает, — сказал охранник. — И не будет.
— Ты думаешь, у нас нет темы для разговора? — твёрдо ответила Катя. — У меня есть то, что принадлежало его дочери.
В этот момент к воротам подъехал чёрный лимузин. Из него вышел высокий мужчина в строгом костюме — Владимир Олегович. Он посмотрел на Катю, прочитал в её глазах не ложь, а боль, и кивнул:
— Проходите.
В кабинете, среди книг и фотографий, Катя рассказала всё. О дочери, о кукле, о записи. Она достала игрушку — и Марычев побледнел.
— Это… это она… — прошептал он. — Я подарил её Вике на Новый год… перед тем, как…
Он замолчал. Потом, срывающимся голосом, признался:
— Я знал, что Валя, приёмная сестра, ненавидит нас. Но не думал, что она способна на убийство. Она боялась, что останется без наследства. В ту ночь… она отравила жену и дочь. А потом сожгла дом. Я нашёл только эту куклу… но думал, что её давно нет.
Теперь он понял: кукла была спрятана. Кто-то её сохранил. И вернул.
— Вы и ваша дочь в опасности, — сказал он. — Если правда всплывёт, Валя может попытаться выйти. Я не могу рисковать.
На следующий день Катя и Лидочка переехали в загородный дом — тихий, уютный, с садом и детской комнатой. Каждый день к ним приезжал охранник Андрей — молчаливый, но добрый. Он привозил продукты, лекарства, игрушки. А потом — просто приезжал. Поговорить. Улыбнуться. Подарить Лидочке книжку.
Через две недели Катя волновалась:
— Андрей, а моя работа? Я не могу вечно сидеть здесь!
— Не волнуйся, — улыбнулся он. — Хозяин всё устроит.
И действительно — Марычев приехал.
— Катя, — сказал он, — Валя признана виновной. Доказательства по кукле и записи — железные. Она сядет на двадцать лет. Вам больше нечего бояться.
Он встал, подошёл к сейфу и достал ключи.
— Это от квартиры. Та, что вам отдали за старую — ваша по закону. Я восстановил документы. И… я бы хотел, чтобы вы работали у меня. В отделе социальной помощи. Вы знаете, что такое нужда. Вы поможете другим.
Слёзы покатились по щекам Кати. Впервые за много лет — слёзы счастья.
Месяцы прошли. Жизнь изменилась. Квартира, тёплая, светлая. Работа, уважаемая. Лидочка ходила в хороший сад, носила красивые платья, имела кукол — много кукол.
А однажды Андрей пришёл не с продуктами, а с букетом и кольцом.
— Катя… Я люблю тебя. Я люблю вас обеих. Выходи за меня.
Она сказала «да».
И ровно через год, в солнечный день, Лидочка сидела на траве, держа на руках свою самую любимую куклу — ту самую, с запиской.
— Это Вика, — говорила она малышу, который смотрел на неё смеющимися глазами. — Это моя сестрёнка. А это — твой папа.
Малыш схватил куклу, и Лидочка рассмеялась.
— Вот так, братик, — шептала она. — Иногда из самой тьмы приходит свет.
А в окне стояли Катя и Андрей, держась за руки.
Их прошлое было больным.
Но будущее — светлым.
Как утро после самой длинной ночи.