— Я не твоя личная повариха и тем более не автомат, из которого деньги сыпятся! — почти закричала невестка.

Маша стояла у окна. Рядом на столе лежал ноутбук, заполненный таблицами, диаграммами, отчётами. Позади царила такая плотная, почти осязаемая тишина — в ней даже слышно было, как скрипит старая балка где-то над кухней.

И вдруг — прикосновение. Тёплые ладони легли на её плечи. Андрей.

— Маш… Можно, я попрошу тебя об одном? — произнёс он тихо, почти ласково. — Может, на выходных сделаешь шашлыки? Ну, как ты умеешь.

 

— Конечно, могу, — она чуть улыбнулась, не поворачиваясь к нему. — Хочешь романтический ужин?

— Не совсем. Звонила мама. Приедут родители. И Оля со своей семьёй. Сама понимаешь…

Пауза. Вторая. Маша медленно обернулась. Её лицо стало маской.

— Они были у нас на прошлых выходных. И позапрошлые тоже.

Андрей пожал плечами:

— Нравится у нас. Природа, воздух. Что, жалко что ли?

— Не жалко. Просто хорошо бы предупредить. А не объявляться внезапно.

— Всё равно ведь готовишь. Просто добавь пару порций.

Она прикусила губу, взгляд ушёл куда-то в сторону.

— И постираю, и уберу, и развлеку всех… — вымолвила еле слышно.

— Что ты сказала?

— Ничего. Пусть приезжают.

А внутри уже закипало.

Знаешь, что самое горькое? Не то, что тебя используют. А то, что ты сам это допускаешь. Думаешь: «Ну ладно, один раз…» А потом вдруг понимаешь — ты больше не человек, а функция.

Пятый месяц подряд. Каждую субботу — вторжение родни. Дом, доставшийся от любимой бабушки, превратился в бесплатный загородный пансионат. Сначала приглашали вежливо, потом приезжали по графику, а теперь — просто заявлялись без спроса.

А Маша? Она стала всем: поваром, горничной, аниматором. Только за всё платила сама. Мясо, уголь, фрукты, мороженое для детей, даже одноразовые стаканчики.

Андрей говорил: «Ты же любишь готовить». Он даже не догадывался, во что обходится ему эта её «любовь».

Иногда женщины уходят не потому, что их не любят. А потому, что устали быть невидимыми. Для них важнее услышать простое «спасибо», чем сто раз «я тебя люблю».

К пятнице всё было готово. Мясо мариновалось, сад был ухожен, полы сверкали. Маша даже скатерть погладила — дура, да?

И вот — звонок. Телефон задрожал в руке.

— Машуня, деточка! — радостный голос свекрови. — Мы с девочками решили заехать! Не против?

— Когда?.. — голос выдал её с головой.

— Сегодня. Через час будем! Я им столько рассказывала про твой чудесный сад!

— Но я рассчитывала на шестерых…

— Не волнуйся! Мы торт привезём!

Торт. За пять тысяч. На восемь человек. Отличная компенсация за потерянную тишину и личное пространство.

Когда люди врываются к тебе без предупреждения — это не визит. Это захват. А если ты улыбаешься — это не радость. Это защитная маска.

Через час подъехали машины. Одна за другой. Целый кортеж. Подруги в цветастых платьях, жизнерадостная свекровь, визжащие дети. Оля с мужем. И кто-то чужой, незнакомый.

— Посмотрите, какое очарование! — воскликнула свекровь, входя в дом. — Машуня, открывай скорее!

Маша открыла дверь. Улыбнулась. Настороженно и без особого энтузиазма.

— Здравствуйте. Проходите.

— Девочки, это наша Маша! — гордо представила её гостям женщина. — Какая у неё хозяйство! Дом — словно со страниц журнала!

— Это дом моей бабушки, — тихо ответила Маша.

— Вот и славно! Теперь у нас есть дача!

И она произнесла это вслух. Чётко и ясно:
«У нас есть дача».
С особым ударением на «у нас».

Когда чужие люди без спроса расставляют стулья в вашем доме — они на самом деле расставляют точки над «i» в отношениях.
Твой дом — это отражение тебя самого. И когда его начинают считать общим — ты уже не хозяин, а гость в собственной жизни.

Маша прошла на кухню. Руки дрожали. В этот момент раздался ещё один автомобильный сигнал. Приехали новые гости.

Она вышла во двор.

— Кто это?

— Племянник подруги с невестой! Я их пригласила! Пусть тоже отдохнут!

Сюрприз. На девять человек — три шампура мяса. И один маленький торт.

Если вас пригласили на шашлыки — это ещё не значит, что вас пригласили жить в чужом доме. Особенно с таким взглядом, будто всё здесь им принадлежит.

Дом наполнился голосами. Дети орали, гости перешептывались, обсуждали интерьер:

— Шторы бы поменять. Мебель слишком старомодная.

А Маша стояла у плиты. Пар щекотал лицо, кипел соус, грелось вино. Для некоторых — по полному бокалу. Для других — чай. «Не пьёт».

 

Андрей тем временем жарил мясо, как будто ничего не происходило. Он был рядом, но не с ней. Он был частью этого шумного, беспокойного мира, который ворвался в её жизнь.

— Машуня, пора подавать! — свекровь заглянула на кухню.

— Я рассчитывала на шесть человек.

— Ну ты же умеешь находить выход! Ты ведь наша звезда-хозяйка!

А потом — новый звонок. Громкий. Объявление на весь дом:

— Конечно, Светочка, заезжай! Здесь просто рай! Маша только обрадуется! Сейчас продиктую адрес!

Где-то внутри щёлкнуло. Не хрустнуло, не взорвалось — именно щёлкнуло. Бесшумно, но окончательно.

Маша резко захлопнула крышку кастрюлы. Все притихли.

— Хватит, — сказала она спокойно, но твёрдо.

— Что случилось? — удивилась свекровь.

— Вы вводите людей в мой дом без моего согласия. Это нормально?

— Да брось, это же родные!

— Племянник подруги — ваш родной? Светочка — родная мне?

— Машенька, нельзя быть такой…

— Я не «Машенька». Я человек. У которого есть личное пространство. И предел терпения.

Пауза. Молчание стало плотным, почти осязаемым.

Маша вышла на веранду. Туда, где был Андрей.

— Нам нужно поговорить.

— Сейчас не лучшее время.

— Именно сейчас. Потому что ещё минута — и я больше не смогу молчать.

— Что опять не так?

— Ты обещал: гости только по договорённости. Что сам скажешь матери. Что меня не будут использовать.

— Да что я могу сделать? Не затыкать же ей рот!

— Тогда пусть затыкается рот у неё. А не мой. Я не собираюсь кормить двадцать человек на свои деньги. Я не служанка. Я — твоя жена. Или ты видишь меня иначе?

Он молчал.

— Если ты не можешь выбрать между мной и своей мамой — выбери её. Только знай: меня здесь больше не будет.

Некоторые разрывы не начинаются с подписей под документами. Они рождаются в одном взгляде — том самом, в котором исчезла надежда.

Маша вошла в дом. Не скрывая шагов. Чётко и громко:

— Всё. Пора расходиться. У вас полчаса.

Шок. Смешение голосов. Первым прорвалась свекровь:

— Это что, шутка?

— Нет. Я больше не могу. Уходите.

Поднялся шум. Крики.
«Как ты так можешь?!»
«Неблагодарная!»
«Совсем с ума сошла!»

Андрей молчал. Не вмешивался.

Она посмотрела на него и сказала:

— Либо ты остаёшься со мной. Либо — с ними. Третьего быть не может.

Он вышел вслед за ними. Не за ней.

Некоторые мужчины уходят без слов. Не потому, что трусливы. А потому, что понимают: когда чувства ушли, слова уже бессильны.

Прошла неделя. Он вернулся. С букетом. С заготовленной речью. С извинениями.

— Я всё осознал. Прости. Давай начнём заново. Только мы. По-новому. По-другому.

Она согласилась. С надеждой. Та самая, глупая, упрямая надежда.

Первые дни были как в сказке. Улыбки. Завтраки вдвоём. Молчание — тёплое, а не давящее.

Потом — звонок.

— Приедет мама. Одна. Отдохнуть.

Маша согласилась. С одним условием: без гостей.

Свекровь приехала. С лицом истерзанной женщины. Пила таблетки. Много молчала. Но едва неожиданно появились Оля с детьми — ожила. Смеялась, фотографировалась, радовалась жизни.

Маша посмотрела на Андрея:

— Ты обещал.

— Я не знал, — только и ответил он.

— Нет. Ты просто не хотел знать. Ты всегда выбираешь их. А я — в конце списка. Как запасной вариант.

Вечером она спокойно сказала:

— Проводи гостей. После поговорим.

Он вернулся. Молча.

Она посмотрела прямо:

— Я ухожу. Мы не пара. Ты — сын своей матери. А я — не твоя горничная.

Он снова молчал.

Она собрала сумку. Легко. Спокойно. Без слёз и криков.

Дверь закрылась. Но в этот раз — навсегда.

Leave a Comment