Осенний ветер бился в оконное стекло, срывая с веток последние пожухлые листья, и этот стук отдавался в душе Елены Викторовны такой же ледяной пустотой. Она сжала в руках телефон так, будто это был единственный якорь, удерживающий ее в этом жестоком мире.
—Ничего! — прошипела она в тишину уютной, но такой одинокой гостиной. — Я покажу этой безродной выскочке, каково это — отбирать у матери ее единственного сыночка! Я ее доведу, выставлю на показ, и он сам увидит, какая она на самом деле двуличная, холодная истеричка! Уж это я умею лучше всех на свете!
Ее пальцы дрожали, перебирая бахрому на бархатной подушке. Эта подушка помнила голову ее мальчика, ее Артемочки, когда он, маленький, засыпал у нее на коленях после чтения сказки. Теперь на этой подушке лежала лишь пыль и тяжесть невысказанных обид.
Она набрала номер. Трубку подняли почти мгновенно.
—Ой, Леночка, родная! Я уже и не знаю, как быть, куда себя деть от этого горя. Такое случилось у нас… такое, что даже рассказать кому-то страшно, язык не поворачивается, — голос Елены Викторовны дрогнул, став тихим, проникновенным шепотом, полным намеков на невыносимые страдания.
—Что же у вас такое стряслось, Ленусь? — ахнула на том конце провода Светлана Петровна, ее давняя подруга, та самая, с которой Елена периодически «делилась» новостями. А точнее — теми историями, которые должны были в кратчайшие сроки достичь ушей как можно большего числа благодарных и сочувствующих слушателей. Светлана Петровна не славилась умением хранить секреты, зато была первоклассным ретранслятором, разносящим сплетни со скоростью звука. Проверять достоверность информации она считала делом десятым и абсолютно ненужным, предпочитая оставаться в роли первоисточника, не обремененного грузом ответственности.
—Да невестка моя… эта… — Елена сделала театральную паузу, давая подруге прочувствовать весь трагизм момента. — Прямо слов добрых о ней нет! Ну, прямо наказание Господне! Словно проклял нас кто в тот злосчастный год, когда он ее встретил…
Елена Викторовна пустилась в пространные, полные горечи объяснения о том, как несчастливо и опрометчиво женился ее ненаглядный сын. Она привела десяток возмутительных, с ее точки зрения, примеров, каждый раз смакуя детали и добавляя новые красочные подробности. Светлана слушала молча и терпеливо, хотя слышала большинство этих историй уже не раз и не два.
—…И в итоге, эта… эта колдунья, прости Господи, то есть жена моего Артема, да она просто приворот на него навела! Я тебе серьезно говорю! Представляешь? Был сыночек ласковый, послушный, внимательный, мой лучший друг — и нет его! Словно подменили! Теперь он смотрит только ей в рот, слушает только ее, а на мои слова — хоть бы хны! Я для него пустое место!
—Ну, Леночка, милая, зачем же сразу такие страсти — приворот да колдовство? — попыталась вставить здравый смысл Светлана, хотя в душе уже предвкушала, как перескажет этот пикантный момент следующей подруге. — Может, все гораздо проще? Он жену любит, вот и стал ее больше слушаться. Сама знаешь, как бывает — ночная кукушка дневную всегда перекукует! — Она многозначительно подмигнула, хотя Елена ее, конечно, не видела. Но новая, скандальная версия событий прочно засела в ее памяти. Новостей в последнее время было мало, а с подружками за чаем обсуждать было что-то надо.
—Нет! Я тебе говорю — именно приворожила! — голос Елены стал визгливым и категоричным. — Я раньше к ним в дом могла прийти, когда захочу, как к себе родной! А сейчас что, ты думаешь?
—Что? — с готовностью вдохнула Светлана, подставляя ухо.
—Замки сменили, Света! Представляешь масштаб ненависти? Это же как надо презирать весь белый свет, чтобы вот так поступить с матерью собственного мужа? Не иначе как колдунья она! Она мне с первого взгляда показалась какой-то нехорошей, чуждой! Только порог переступила тогда, три года назад, у меня аж сердце заныло, защемило! — Елена снова погрузилась в воспоминания о той злополучной встрече, которая, как ей казалось, предопределила все будущие беды.
А было это почти три года назад. Елена знала, что ее Темочка с кем-то встречается, но в страшном сне не могла представить, что ее мальчик, ее поздняя радость, решится на женитьбу. И на ком? На какой-то безродной провинциалке, у которой за душой ни кола, ни двора. Наличие большого, крепкого родительского дома в деревне у родителей Виктории, невесты сына, Елена Викторовна в расчет не брала. Какая деревня? Где она и где они? Сплошное захолустье!
Тем не менее, сын проявлял просто чудеса непослушания и самостоятельности. Не спросив материнского благословения, не познакомив как следует с девушкой, Артемочка стал пропадать у нее сутками, больше работать, чтобы дарить ей подарки, ездил за ней на другой конец города после своей же смены. И все за свой счет! А эта особа ни разу даже не предложила заплатить за бензин. Такое потребительское отношение к ее кровиночке глубоко ранило и оскорбляло Елену. Не иначе, как решила эта пиявочка присосаться к его деньгам и статусу.
А она так волновалась о сыночке! Так молилась, чтобы нашел он себе добрую, скромную, из хорошей семьи, не корыстную девушку. Артем был ее единственной запоздалой радостью, плодом поздней, но такой яркой любви к коллеге по работе. Роман их длился несколько лет, не перерастая во что-то официальное.
Мужчина, узнав о беременности Елены, даже предложил пожениться, но когда она увидела, каким неряхой и «поросенком» он оказывается в быту, выставила его за дверь, не дожидаясь росписи. Забрала заявление из ЗАГСа и предпочла остаться одной. Собирать по всей квартире разбросанные носки и мириться с тем, что он не моет руки после улицы — на такое она пойти не могла.
Отец, к его чести, оказался порядочным. Сына не бросил, помогал, как мог, воспитывал, а по окончании университета и вовсе подарил ему автомобиль. Елене эта идея не нравилась — машина делала сына слишком независимым, но чем старше становился Артем, тем меньше он слушался мать и тем больше тянулся к отцу. Было несколько попыток оборвать эту связь, но после каждой сын замыкался, уходил в себя. Дабы не калечить психику ребенку, Елена смирилась. Но больше ни с кем делить своего сыночка она не планировала никогда.
И вот, когда она уже выдохнула и успокоилась, появилась эта Верка деревенская! Свалилась, как снег на голову, в самый уязвимый момент, когда Артемочка переживал болезненный разрыв с предыдущей девушкой. Он был слаб, растерян, и потому легко попал в сети этой простушки.
И все у них стало так быстро и так сладко складываться! Противно было смотреть, как он, будто щенок, скакал по квартире, возвращаясь с очередного свидания. Неудивительно, что прошло меньше года, и сын, сияя, объявил о своем твердом желании жениться на своей «ненаглядной Вике».
А потом он привел ее знакомиться. Елена именно такой ее и представляла! Самоуверенная, с жестким, колючим взглядом, на каждом шагу пыталась командовать ее Артемушкой! «Туда не ходи, это не делай, так не говори». Елена с трудом выдержала те несколько часов, вымученно улыбаясь и поддерживая нелепый светский разговор.
Виктория со своей стороны тоже не пришла в восторг от свекрови. Она сразу увидела, что та годами выстраивала отношения с сыном по принципу тотального контроля, и в невестке с первого взгляда признала соперницу и досадную помеху. Сама независимая и привыкшая полагаться на себя, Вика пыталась и в Артеме развить эти же качества. Но она с ужасом наблюдала, как при матери ее взрослый, уверенный в себе молодой человек мгновенно превращался в инфантильного мальчика, ждущего указаний.
—Мамулечка, родная, можно мне чайку? А то так лень вставать, — с детской, наигранной беспомощностью произнес как-то Артем.
Не успела Елена сорваться с места, чтобы исполнить просьбу ненаглядного чада, как Виктория мягко, но твердо заметила:
—Тем, твоя мама только что прибралась, накрыла на стол, присела отдохнуть. Иди, приготовь себе сам. Заодно и нам налей, пожалуйста.
Вопреки ожиданиям девушки, такое замечание мать жениха восприняла в штыки. Демонстративно поднявшись с дивана, она бросила через плечо:
—Мне не в тягость порадовать сыночка. Я всегда это делала и буду делать! А чистота в доме — это признак хорошей хозяйки, которая поддерживает ее не только к приходу гостей!
—Ну вот, пожалела его на свою же голову, — тихо проворчала тогда Вика, решив больше не лезть в их странные отношения. Скоро ей предстояло кардинально изменить свое мнение, но до этого ей пришлось узнать о женихе и его матери много такого, о чем она и не подозревала.
Спустя пару недель после того визита Артем объявил, что сделал Вике предложение и получил заветное «да».
—Мам, у меня к тебе очень серьезный разговор. Свадьбу мы с Викой хотим скромную, без помпы. Все сэкономленные деньги пустим на первоначальный взнос за свою квартиру. Так что не стоит тратиться на пышное торжество. Но первое время, пока ищем варианты и оформляем ипотеку, мы поживем у тебя. Ты не против? Обещаю, ненадолго. Максимум полгода. Отец уже обещал помочь деньгами, да и родители Вики скопили для нас небольшую сумму.
—А от меня что требуется? — ледяным тоном спросила Елена, чувствуя, как по спине бегут мурашки обиды и гнева.
—Да ничего! Только разрешить нам пожить тут! — Артем был уверен, что мать обрадуется возможности быть рядом с ним в такой важный момент жизни. Но она взбеленилась, словно ее оскорбили самым страшным образом.
—Значит, отца ты попросил, родители этой твоей Викуши тоже не остались в стороне. А я? Я тебе что, чужая? Так, мимо проходила? — Елена решила раздуть скандал на пустом месте, потому что ее душила жуткая ревность и страх от того, что сын стал взрослым, самостоятельным и принимает решения без ее одобрения, просто ставя перед фактом.
—Мам, ну что ты заводишься с пол-оборота? Ты же меня одна растила, все силы и средства в меня вкладывала. Я прекрасно понимаю, что тебе сложно финансово. У Вики мама не работает, папа небольшой бизнес имеет. Им не сложно нам помочь. — В каждом слове сына Елена слышала подсказки этой расчетливой экономистки Виктории. И она не могла допустить, чтобы в жизни ее мальчика что-то решалось без ее, материнской, воли.
—А с чего ты взял, что я вообще согласна на это ваше «скромное» торжество? Я тебя для чего растила? Чтобы смотреть, как ты в потрепанных джинсах в ЗАГС едешь, а потом в какой-то забегаловке на троих отмечаешь? Я хочу настоящий праздник! Хочу гостей пригласить, всех друзей! — Кричала Елена, хотя на самом деле не хотела ни гостей, ни хлопот. Но молча согласиться с планами этой выскочки она не могла.
—Мам, какой смысл в этих пышных свадьбах? Люди потом годами кредиты отдают, а некоторые разводятся раньше, чем долги закрывают. Мы так не хотим.
—«Мы» или эта твоя Вика? Ей-то понятно, готова голая под венец идти, лишь бы в городе зацепиться и прописку получить! Деревенскую сущность ее лопатой не выбить! Но ты! Ты! Горожанин в третьем поколении! Как ты можешь отказываться от нормального торжества!
—Мам, мне кажется, ты сейчас сама не понимаешь, что говоришь. Я не хочу ссориться, поэтому я пойду. Но играть свадьбу на полгорода мы не будем. Если ты против, чтобы мы с Викой пожили тут после свадьбы, так и скажи прямо. Не надо этих истерик! — Артем повернулся, чтобы уйти.
—Что? Ты меня еще и жадиной обзываешь? Ну, сынок, не ожидала я от тебя такого! Да живи ты с кем хочешь и где хочешь! Раз мое мнение для тебя ничего не значит! Половина этой квартиры твоя, хоть цыганский табор тут поселяй! — Мать демонстративно хлопнула дверью в свою комнату, давая сыну прочувствовать всю глубину ее материнской обиды и боли.
Елена Викторовна понимала, что разговор пошел не в том направлении. Срочно нужен был новый план, хитрый и изощренный, который помог бы сыну увидеть, понять, осознать, что мама — это самое главное, самое светлое и родное, что у него есть. А эта Верка — просто очередная проходимка, которых в его жизни будет еще целый легион.
И Елена приняла стратегическое решение: отступить на шаг, чтобы потом сделать три вперед. Она позволила сыну сыграть ту свадьбу, которую он хочет, и даже, скрепя сердце, согласилась приютить молодоженов у себя.
—Ничего! — повторила она свой mantra, глядя в потолок. — Я покажу этой выскочке, каково это — отбирать у матери ее солнышко! Я ее доведу, выведу на чистую воду, и он сам увидит, какая она на самом деле двуличная, хитрая истеричка! Уж это я умею лучше всех на свете!
Увы, вопреки всем коварным планам свекрови, Виктория оказалась на редкость уравновешенной и к любым провокациям невосприимчивой. Она молча помогала по дому: готовила, убиралась, стирала, совершенно не реагируя на едкие, колкие замечания Елены Викторовны.
—Виктория, а тебя где вообще учили стирать? Ты в курсе, что это кашемир, и его нужно стирать исключительно вручную, в прохладной воде?
—Елена Викторовна, я всегда стираю в деликатном режиме, и с вещами все в порядке.
—Свои деревенские половики ты можешь стирать хоть в проруби. А вещи моего сына изволь стирать как положено! К моим вещам лучше вообще не прикасайся! Я не хочу отправлять на свалку эксклюзивную кофту только потому, что тебе не привили элементарных правил ведения домашнего хозяйства!
По расчетам Елены, Вика должна была вспыхнуть, начать огрызаться. Но та лишь пожимала плечами и откладывала злополучную кофту в сторону… чтобы потом постирать ее так, как считала нужным.
—Виктория! Что это за безобразие? Кому ты готовишь, на целую роту? Может, в вашей деревне принято есть корытами или готовить на неделю вперед, но у нас с Артемом принято питаться скромно и каждый день есть свежеприготовленную пищу! Пожалуйста, придерживайся тех правил, которые были в этом доме задолго до твоего здесь появления!
Вика снова лишь молча пожимала плечами, что бесило Елену еще сильнее. Однажды за этой сценой наблюдал Артем и тихо попросил мать прекратить делать замечания его жене.
—Ты хочешь сказать, что в своем собственном доме я теперь должна молчать и подстраиваться под кого-то? Так? Не вякать и не высказывать своего мнения? Ну знаешь! Я в свое время даже собственной матери слова поперек не говорила! А эта твоя Виктория еще и меня поучает смеет!
—Мам, да это не Вика, это я тебя прошу! Перестань к ней придираться. Она очень старается, а ты делаешь вид, что не замечаешь этого.
—Она пришла в этот дом невесткой! Испокон веков невестка должна слушаться и подчиняться! Свои порядки будет в своем доме устанавливать!
—Мама, ты вообще понимаешь, что ты травишь жизнь и ей, и мне? Ты же всегда была доброй и мудрой! Что с тобой случилось? Вика о тебе ни одного плохого слова не сказала, а ты ее, кажется, готовишься живьем съесть! — Сын в сердцах махнул рукой и ушел в комнату.
Несмотря на все титанические усилия Елены разжечь хоть какой-то конфликт, полгода пролетели в относительном спокойствии. О чем думала в тишине Виктория, Елена не знала, так как открыто они почти не общались. Их диалог был односторонним: Елена говорила, Вика слушала и молчала.
Спустя положенные шесть месяцев Артем торжественно объявил, что они нашли отличную квартиру, банк одобрил ипотеку и совсем скоро мама сможет насладиться заслуженными покоем и одиночеством.
—Мам, ну все! Можешь начинать обратный отсчет. Скоро эта жилплощадь будет целиком в твоем распоряжении. Не придется ни под кого подстраиваться.
—И чему тут радоваться-то? — фыркнула Елена, чувствуя, как подкатывает ком к горлу. — Бросаешь мать одну, старую, больную! Я теперь как буду? Ни сумку тяжелую из магазина принести, ни лампочку в коридоре поменять! — Она даже пустила искусную, но очень правдоподобную слезу, отчего Артем смутился и почувствовал укол совести.
—Мам, ну мы же не в другую галактику улетаем! Жить будем в двадцати минутах езды. Если что — позвони, я мигом примчусь и помогу. И ты к нам приходи в гости, всегда рады будем!
—Это ты так думаешь! — трагическим шепотом произнесла Елена. — А твоя Виктория точно не позволит тебе ко мне приезжать, да и меня на порог не пустит! Она меня ненавидит, все эти полгода специально мне нервы трепала, а при тебе молчала, строя из себя несчастную овечку, которую свекровь тиранит!
—Мам, Вика ни разу на тебя не жаловалась. Мы с ней вообще о тебе не говорили. И я абсолютно уверен, что после переезда она не станет чинить препятствий нашему общению.
—Ох, хоть бы… Хотелось бы верить… Но жизнь-то меня научила, что не все так просто бывает…
После переезда Артем действительно несколько недель не появлялся у матери. Они с Викой делали ремонт, убирались, закупали мебель, обустраивали свой первый семейный очаг. Виктория не могла нарадоваться newfound свободе. Никто не стоял над душой, не диктовал, как правильно мыть пол или варить суп. Она была полноправной хозяйкой в своем доме и с упоением осваивала эту роль.
Однако вскоре стало ясно, что Елена Викторовна просто так сдаваться не намерена. На новоселье она явилась не с пустыми руками, а с старым, еще советским ковром из комнаты Артема, который Вика терпеть не могла все эти полгода.
—Вот, несу вам подарок! — announced она, переступая порог. — Это Темочкин самый любимый ковер. Будет по нему ходить босыми ногами и вспоминать свой родной дом.
—У Артема теперь новый дом, — осторожно вставила Вика. — И этот ковер, честно говоря, не очень вписывается в наш интерьер.
—Виктория! — свекровь решительно прервала ее. — Не тебе решать, что создает комфорт для моего сына! Артем обожал этот ковер. Он сам говорил, что хотел бы, чтобы его любимые вещи были рядом.
Вика вопросительно посмотрела на мужа, но тот лишь развел руками и прошептал: «Не начинай, ладно? Мелочи». В следующий визит Елена Викторовна притащила старый набор посуды с забавными цветочками и пыльный хрустальный сервиз, который десятилетиями пылился у нее на антресолях «на самый крайний случай».
—Виктория, освобождай-ка мне полку в серванте! Привезла вам настоящее сокровище. И свои эти модные черные тарелки выбрось на помойку, дурной тон это. Я вам дарю настоящий, качественный фарфор!
Вика, стиснув зубы, согласилась принять «подарок», но ставить его на видное место не стала. Дождавшись ухода свекрови, она аккуратно убрала коробки с «сокровищами» на балкон, с тем чтобы потом отвезти их в гараж. Каково же было ее изумление, когда, вернувшись через неделю с работы, она обнаружила свою собственную, тщательно подобранную посуду упакованной в коробки для выноса, а «шедевры» свекрови — гордо красующимися в серванте. Мало того, вместо ее легких, светлых, стильных штор на окнах висели тяжелые, унылые портьеры ядовито-бордового цвета. А рядом, подбоченясь, стояла сама Елена Викторовна и с удовлетворением оценивала проделанную работу.
—Елена Викторовна? Вы что здесь делаете? Как вы вообще попали в квартиру? — выдохнула Вика, чувствуя, как по телу разливается волна горячего гнева.
—А я разве должна перед тобой отчитываться, милочка? — язвительно спросила свекровь. — Я пришла в дом к своему сыну. Он мне ключи дал. А что? Ты против?
—Нет, но мне бы хотелось, чтобы визиты гостей, даже самых близких, мы все же согласовывали друг с другом.
—Гостей? — фыркнула Елена. — Я — мать! Я могу приходить сюда, когда мне удобно! Хватит возмущаться! Поблагодарила бы лучше, что я вам новые шторы купила. Настоящие, с кисточками! Куда лучше, чем твои тряпки. И еще я заметила, что у тебя совсем нет нормальной, большой посуды. Привезла вам свои кастрюли, из деревни. Огромные, на всю семью. А на балконе я поставила коробку с банками для консервации. Пусть у вас пока постоят, мне надо шкафы разгрузить.
Когда Виктория увидела эти эмалированные «чудовища» с облупившимся покрытием, ей захотелось вытолкать эту бесцеремонную женщину за дверь. Руки так и чесались натянуть ей на голову одну из этих кастрюль.
—Елена Викторовна, но это же абсурд! Вы же сами постоянно твердили, что я готовлю слишком много. Зачем мне такие кастрюли?
—Для хозяйства! Белье кипятить, воду греть. Вещи нужные! Ты просто не понимаешь азов домоводства. Вот появится ребенок — в чем ты пеленки будешь кипятить? В твоей модной кастрюльке на два литра?
—Я не собираюсь ничего кипятить! И о детях речь вообще не идет! Забирайте, пожалуйста, свои кастрюли и шторы обратно. Я не буду этим пользоваться.
—Кто тебя, собственно, спрашивает? Это дом моего сына! И я здесь хозяйка, сколько захочу! — отрезала Елена, и у Виктории окончательно рухнули все надежды на мирное сосуществование.
Свекровь ушла, оставив после себя хаос и тяжелый запах чуждого быта. Вика долго сидела в тишине, думая о том, сколько еще она сможет терпеть это наглое, разрушительное вторжение. Вечером она попыталась поговорить с Артемом, но он снова не увидел проблемы.
—Вить, ну мама просто пытается помочь. Она хочет, чтобы у нас все было, чтобы мы на мелочах не экономили. Она же заботится.
—То есть поговорить с ней ты не хочешь? Объяснить, что это НАШ дом?
—Я не хочу ссориться с матерью из-за каких-то штор и кастрюль, Вика. Это мелочи.
—Хорошо, — холодно сказала Вика. — Раз ты не хочешь ничего делать, тогда не вмешивайся в то, что буду делать я.
На следующий день Виктория отпросилась с работы пораньше, заехала в строительный магазин и купила новый, современный замок с ключами. Через час мастер заменил старый замок на входной двери. Вечером же Вика поставила мужу ультиматум. Отныне его мать может приходить только в гости, исключительно по предварительному звонку и согласованию, и не имеет права приносить в их дом никакой свой «полезный» хлам.
—Если ты с этим не согласен, — голос ее дрожал, но был тверд, — можешь собрать свои вещи, забрать этот ковер, эти шторы, эти кастрюли и вернуться к ней. Я терпела ее полгода, потому что жила на ее территории. Но это — мой дом! И здесь хозяйка — я! Либо ты сам завтра же везешь все это добро обратно и объясняешь ей правила игры, либо я вышвырну на помойку и это, и тебя вместе с этим!
Артем посмотрел на свою жену, на ее глаза, полные решимости и неподдельной боли, и впервые по-настоящему увидел ситуацию. Он понял, что его новая семья, его брак — гораздо дороже, чем желание угодить матери, которая, чего уж греха таить, действительно перегибала палку.
Елена Викторовна, получив обратно все свои «сокровища», устроила громкую истерику, а затем потребовала у невестки ключ от нового замка. Получив решительный отказ, она пустилась во все тяжкие. Она обзвонила всех родственников, знакомых, соседей, с рыданиями рассказывая, что ее сына злая колдунья приворожила, отвадила от родной матери и не дает им общаться. К счастью, к тому времени почти все адекватные родственники и друзья уже были знакомы с Викой и относились к ней хорошо, поэтому скандальную «новость» восприняли с изрядной долей скепсиса и сочувствия… к молодой семье.
А в их новой квартире наконец-то воцарился тихий, спокойный мир. Правда, стоило ему дорого. Слишком дорого.