Семён Петрович, или просто Петрович — так звали его все, кто время от времени заглядывал на это забытое богом место, — с натужным стоном вонзил лопату в тяжёлую, влажную землю. Ещё один день, как сотни предыдущих. Он трудился здесь, на старом сельском кладбище, уже двадцать лет, с тех самых пор, как шумный и жестокий город выплюнул его на периферию жизни.
Здесь, среди могил и крестов, царила тишина. Здесь не было притворства. Петрович часто брюзжал про современность — про юных, погружённых в экраны смартфонов, про то, как люди разучились чувствовать и скорбеть по-настоящему. Но делал он это без яда, скорее с усталым пониманием: мир меняется, а он остаётся на своём месте. Давно свыкся с одиночеством, с запахом сырой земли, с тяжестью честного труда, от которого болело всё тело, но душа оставалась спокойной.
– Дедушка Петрович! – раздался голосок, звонкий, как колокольчик, и мысли старика разлетелись в стороны.
Через кочки, легко и беспечно, бежала девочка лет восьми — худенькая, с острыми плечами, в потёртых сандаликах и выцветшем ситцевом платье. Алёнка. Его маленькая гостья, почти родная. Для этого места она была таким же естественным элементом, как древние кресты и молчаливые вороны на берёзах.
– Снова ты тут, птичка моя, – прогудел Петрович, прислонив лопату к бугру. Вытер руки о штаны и полез в свою потрёпанную сумку. – Голодная, небось?
Он протянул ей бутерброд, завёрнутый в старую газету. Девочка взяла его обеими руками, как драгоценность, и сразу принялась есть, торопясь и не скрывая радости. Щёки её двигались быстро, и Петрович не смог сдержать улыбку.
– Только помедленнее, а то подавишься, – попенял он, хотя в голосе слышалась лишь забота. Он знал, где живёт Алёнка, и сердце его болело от сочувствия.
Когда еда исчезла, девочка подняла на него свои большие, слишком серьёзные глаза.
– Дедушка Петрович… Можно я сегодня у вас переночую? – прошептала она, теребя край платья. – Мама… снова замуж собралась.
Петрович понял без объяснений. «Замуж» для них означало пьянку, грохот, мужиков, чужие взгляды, опасность. А ещё — синяки, которые он видел на руках Алёнки пару месяцев назад. Тогда он дошёл до их дома, распахнул дверь и одним только своим видом заставил всех заткнуться. Но он знал — это временно.
– Конечно, можно, птичка, – вздохнул он. – Пойдём, скоро темнеет.
На следующий день Петрович копал новую могилу — для молодой женщины. Утонула в дорогой машине за городом. Родственники приехали какие-то чужие, холодные, явно больше думали о наследстве, чем о покойной.
Он работал и думал о несправедливости мира. Вот ведь — деньги, красота, молодость, а никто не стоит у гроба, никто не прольёт настоящей слезы. Одна суета и корысть.
Алёнка сидела рядом на скамейке, ноги болтались. Она уже стала частью этих мест, словно их маленькая тень.
– Дедушка, а кто умер? – спросила она.
– Женщина одна, молодая, – ответил он, не оборачиваясь.
– Вам её жалко?
– Всех мёртвых жалко, Алёнка. Они уже ничего изменить не могут.
Он выпрямился, оперся на лопату. Яма была готова — глубокая, ровная. Работа сделана.
– Пойдём, чайку согреемся, – позвал он. – Промерзла вся, наверное.
Девочка побежала к нему и доверчиво схватила его мозолистую руку своей маленькой ладошкой. От этого простого прикосновения внутри становилось теплее. И сторожка, хоть и была крошечной и пахла старыми травами и дымом, для Алёнки была самым надёжным местом на земле.
Утром прибыл катафалк. Чёрный автомобиль остановился возле свежей могилы. Из него вышли двое мужчин в строгих костюмах, вынесли лакированный гроб и поставили его на табуретки у края ямы.
– Сделайте быстрее, у нас дела, – сказал один из них Петровичу.
Старик нахмурился. Не любил он эту суету. Нужно постоять, помолчать, проститься как следует.
– Подождёт, – резко ответил он. – Это не дрова. Так положено.
Мужчины пожали плечами, вернулись в машину и уехали, пообещав вернуться через час. Петрович остался один — с гробом, с тишиной и с последним часом покоя для того, кто не должен был его потерять.
Он сидел на скамье, курил свою самокрутку и смотрел на гроб. В этот момент из сторожки бесшумно выползла Алёнка. Подкралась к могиле, присела на корточки и заглянула внутрь. На белом атласе лежала красивая женщина с восковым лицом. Казалось, она просто спит. Долго смотрела Алёнка, потом повернулась к Петровичу и тихо спросила:
– Дедушка, вы же её не всерьёз закопаете?
Её слова ударили в грудь так, что перехватило дыхание. Петрович закашлялся, потушил сигарету. Хотел прогнать девочку, сказать, чтобы не смотрела, но не смог. Что-то в её глазах, в уверенности, что всё вокруг — игра, остановило его. Он не находил слов.
– Иди, Алёнка, тебе тут не место, – хрипло произнёс он, подходя к гробу.
Нужно было закрыть крышку. Он взялся за неё, но вдруг пальцы его наткнулись на кожу женщины. Холодная, но не совсем. Не как у мёртвых. Сердце замерло. Он снова приложил пальцы к шее, к сонной артерии. Секунда… другая… Там, под кожей, едва заметно, но билось — пульс. Живая!
Петрович отступил, будто обжёгся. Мысли метались. Вспомнил давний случай, когда ошиблись врачи, а человек очнулся в морге. Летаргический сон. Если бы не Алёнка, если бы не её вопрос, он бы совершил страшное.
Руки дрожали, пока он набирал номер скорой помощи. Когда врачи, недоумевая, увезли женщину, Алёнка подбежала к нему и посмотрела снизу вверх с детским восторгом:
– Дедушка, вы же спасли человека! Вы волшебник!
Петрович опустился на скамью и притянул к себе девочку.
– Это ты спасла, птичка, – тихо ответил он, гладя по головке. – Только ты. Без тебя я бы такой грех на себя взял, что до конца дней не отмолил бы.
Прошёл месяц. Жизнь на кладбище снова вошла в своё обычное течение. Петрович, как и раньше, копал могилы, а Алёнка проводила с ним каждый день. Лето медленно уходило в прошлое, и старик всё чаще думал о школе. Он аккуратно откладывал из своей скромной зарплаты каждую монету, собираясь съездить в город — купить девочке тетради, ручки, ранец, может, даже что-нибудь теплое на осень.
В тот день он пересчитывал свои жалкие сбережения, когда в дверь сторожки постучали. Петрович удивился — гости к нему заглядывали редко. Открыв дверь, он замер. На пороге стояла женщина в дорогом пальто, с аккуратной причёской и тёплой улыбкой. Что-то в её лице казалось ему знакомым, но вспомнить не мог.
– Не узнаёте? – мягко спросила она, и в глазах её блеснули весёлые искорки. – Никак покойница.
У Петровича перехватило дыхание. Перед ним была она — та самая женщина, которую чуть не закопал. Теперь она была живой, здоровой, с румянцем на щеках и живыми, светящимися глазами. Марина.
– Вы… как же… – только и смог выдавить он.
– А вот так. Спасибо вам. И вашей внучке.
– Она мне не внучка, – пробормотал Петрович, пропуская её внутрь.
Он заварил чай, достал две потрескавшиеся кружки. Марина уселась на деревянную лавку, оглядела обстановку с интересом. Они говорили долго. Она рассказала, как дальние родственники, желая получить наследство, подкупили врача, который ввёл ей препарат, вызывающий состояние, похожее на клиническую смерть. Всё было продумано до мелочей. Но случайность — или судьба — вмешалась. Против них возбудили уголовное дело. Петрович, в свою очередь, поведал о своей одинокой жизни и о том, как Алёнка стала для него самым важным человеком.
В разгар беседы дверь распахнулась, и в сторожку заглянула сама девочка. Увидев незнакомку, она застыла на пороге, смущённая и осторожная.
– А вот и мой второй спаситель, – улыбнулась Марина, смотря на Алёнку с благодарностью и теплотой.
Узнав, что они собирались в город за школьными принадлежностями, Марина решительно заявила:
– Ни о каких автобусах не может быть и речи. Я вас отвезу. И не спорьте, Семён Петрович — это минимум, что я могу сделать.
Петрович хмыкнул, но возражать не стал. Через полчаса они уже ехали на новеньком автомобиле Марины. Для Алёнки это был самый настоящий праздник — она прильнула к окну, не отрывая взгляда от пролетающих деревьев и домов.
В городе Марина привела их в крупный детский магазин. Она двигалась между рядами, будто фея, и вскоре у Алёнки набралось столько одежды, сколько та не имела за всю жизнь: платья, джинсы, туфельки, кроссовки, тёплая куртка и самый красивый ранец с бабочками. Петрович стоял в стороне, смущённый, но видя, как сияют глаза девочки, понимал — это того стоило.
После покупок Марина свозила их в кафе. Алёнка ни разу в жизни не была в таком месте. Сидела прямо, как палочка, в новом голубом платье и с благоговением ела мороженое с шоколадом и ягодами, стараясь не уронить ни капли.
– Ну что, красавица, в какую школу собралась? – спросила Марина.
И тогда Петрович похолодел. Он совсем забыл об одном важном деле.
– Документы… – пробормотал он. – Про документы и не подумал.
Все трое понимали: мать Алёнки вряд ли станет возиться с оформлением. А новые вещи, возможно, скоро обменяют на водку. Радость дня омрачилась тревогой за будущее девочки.
Той ночью Марина не могла заснуть. Лежа в просторной, но пустой квартире, она думала о себе. У неё были деньги, карьера, но не было никого, кто бы искренне любил её и скорбел бы, если бы её не стало. Та история на кладбище — это не просто совпадение. Это шанс начать заново, наполнить жизнь смыслом.
Утром она приняла решение. Поехала к матери Алёнки. Обстановка в доме была ещё хуже, чем она ожидала: грязь, запах алкоголя, пустые бутылки. Женщина встретила её с подозрением.
– Чего надо?
– Мне нужны документы на Алёнку.
– Давай денег — поговорим.
Марина молча положила на стол пачку купюр. Глаза женщины загорелись. Она вытащила из комода папку с документами и протянула. Сделка состоялась. Марина ушла, больше не оглядываясь. Она знала — не даст этой девочке исчезнуть в такой жизни. Возьмёт ответственность за неё на себя.
Начался долгий процесс оформления опекунства. Марина нанимала лучших юристов, ходила по инстанциям, доказывала, что способна стать хорошей матерью. Вещи для Алёнки пока хранились у Петровича — как символ надежды на лучшее.
Первого сентября Марина приехала на кладбище. Она выглядела измотанной, но счастливой.
– Всё, Семён Петрович, – сказала она. – Я получила опеку. Завтра забираю Алёнку к себе.
Петрович замер. Он радовался за девочку всей душой, но мысль о том, что больше не увидит её, не услышит её голоса, сдавила сердце. Его мир, такой привычный и устоявшийся, вдруг опустел. Он молча смотрел на Марину, не находя слов.
Она поняла его боль, вздохнула и мягко предложила:
– Поедемте со мной, Семён Петрович. Посмотрите, где будет жить наша Алёнка.
Он согласился. Они приехали в большой, светлый дом за городом. Марина показала комнату девочки — уютную, с белой мебелью и игрушками. Потом открыла дверь соседней комнаты. Там стояли кровать, кресло, книжный шкаф.
– Это для вас, Семён Петрович, – тихо сказала она. – Какой же дом без дедушки? Алёнке нужен дедушка — настоящий. И мне тоже нужна семья. Переезжайте к нам.
Петрович смотрел на неё, и по его лицу катились слёзы. Он, старый могильщик, всю жизнь проведший в одиночестве, вдруг получил дом, семью, тепло. Он молча кивнул.
На следующее утро они втроём шли на школьную линейку. Алёнка — в новой форме, с белыми бантиками, сияющая. Марина — элегантная, уверенная. Петрович — в новом костюме, гордо выпрямивший спину, помолодевший, как будто время повернулось вспять.
Держа девочку за руки, они вошли во двор школы, наполненный нарядными детьми и волнующимися родителями. Петрович наклонился к Марине и прошептал:
– Посмотри, наша-то… красивее всех.