«Будешь полы мыть, а не по корпоративам бегать!» — свекровь порвала мой костюм. Но она не знала, что всё снимают камеры

— Викуль, ты уверена, что надо ехать?
Кирилл стоял в дверях спальни, прислонившись плечом к косяку.

— Может, останешься? Мама оливье готовит.
Я не подняла головы от ноутбука. Цифры в отчёте расплывались, но не от усталости.

— У меня корпоратив. Я говорила.
— Ну, это же просто посиделки.
Просто посиделки. Двадцать лет я шла к этому вечеру. Сегодня объявят моё назначение на должность замгендиректора. Я купила квартиру в центре Петербурга сама. Я подняла финансовый отдел с нуля. И он говорит — посиделки.

— Кирилл, отойди.
Он ушёл, не закрыв дверь. Из кухни донёсся голос Нины Петровны:

— Опять к начальникам побежит. А дома холодильник пустой.
Я закрыла глаза. Две недели назад она приехала из Краснодара «помочь с праздниками». С тех пор в квартире пахло чужим порядком и едва сдерживаемым презрением.

Первый звонок прозвенел на третий день. Я готовила презентацию, раскладывала черновики отчёта на столе. Нина Петровна принесла кофе. Сама. Без просьбы.

Она поставила чашку на край стола. Я потянулась за мышкой — локтем задела. Кофе разлился по бумагам коричневой лужей, размыл таблицы.

— Ой, Викуль, ну ты какая неловкая. Я же аккуратно ставила.
Кирилл вытирал стол, не глядя мне в глаза.

— Мама хотела как лучше.
Я молчала. Печатала отчёт заново до четырёх утра.

Через неделю я обнаружила пятно на костюме. Сапфировый бархат — тот самый, который заказывала три месяца назад специально для корпоратива. На лацкане расползалось выцветшее пятно, словно кто-то капнул чем-то едким.

В мусорном ведре валялась пустая бутылка пятновыводителя. Промышленного.

Я нашла чек в кармане Кирилловой куртки. Пятновыводитель и латексные перчатки.

Диктофон я поставила на следующий день. Старый телефон за книги на полке в гостиной, запись включена. Уехала на работу, вечером прослушала файл в наушниках, пока Кирилл был в душе.

Сначала шум посуды. Потом голос Нины Петровны:

— Кирюш, ты уверен, что она не заподозрит?
— Мам, она вообще ничего не видит. Работа, работа. Я для неё пустое место.
Пауза. Звук ложки о кастрюлю.

— Надо действовать тридцать первого. Прямо перед выходом. Пусть психанёт, сорвётся. При свидетелях. Тогда на работе подумают — неадекватная. А квартиру потом легче переоформить, когда она сама всё испортит.
— А если не сорвётся?
— Сорвётся. Я знаю таких карьеристок. Один щелчок — и визжат.
Я выдернула наушники. В комнате было душно, хотя окно открыто.

Кирилл вышел из ванной, зевая.

— Ты чего бледная?
— Устала.
Он кивнул и пошёл на кухню — к маме.

Я взяла телефон и написала брату: «Приезжай завтра. Без вопросов».

Антон приехал с двумя микрокамерами — офисными, незаметными. Закрепил за карнизом в гостиной и в коридоре. Трансляция шла в облако.

— Вить, если что — я рядом.
Я кивнула.

Потом написала Марине и семейной паре Даше с Максимом: «Приезжайте завтра к шести. Скажу, что вы меня забираете. На самом деле — будьте свидетелями. Скину ссылку на трансляцию. Смотрите и записывайте».

Марина ответила: «Еду».

Максим: «Мы с тобой».

Я взяла костюм. Провела пальцами по едва заметному пятну на лацкане. Достала ножницы и сделала небольшой надрез на шве рукава — аккуратный, почти незаметный. Чтобы ткань легко порвалась при рывке.

Я шла в бой по их правилам. Но с моими козырями.

Тридцать первого декабря я проснулась в половине седьмого. В квартире пахло жареным луком. Нина Петровна на кухне нарезала колбасу, Кирилл накрывал стол.

— Доброе утро.
Нина Петровна обернулась. Улыбнулась одними губами.

— Викуль, ты сегодня правда на корпоратив поедешь? В такой день?
— Да. У меня важная встреча.
— Встреча… — она хмыкнула. — Кирюш, налей мне чаю.
Он молча взял чайник. Я видела, как они переглянулись. Быстро.

День тянулся. Я работала в спальне, делала вид, что проверяю документы. Нина Петровна три раза заходила — то с вопросом про салат, то с просьбой найти кастрюлю. Каждый раз задерживала взгляд на костюме, висевшем на двери шкафа.

В пятом часу Кирилл стоял у шкафа, когда я вышла из душа.

— Ты чего тут?
— Рубашку искал.
Его рубашки висели с другой стороны.

В шесть вечера я надела костюм. Сапфировый бархат лёг на плечи тяжело. Я посмотрела в зеркало — женщина, которая двадцать лет шла к своей цели.

Постучали в дверь спальни.

— Викуль, можно? Помочь застегнуться?
Голос Нины Петровны был странно мягким. Она стояла на пороге, Кирилл за её спиной.

— Не надо.
— Да ладно тебе. Я ж не чужая.
Она шагнула вперёд, подошла вплотную. Пальцы легли на плечи — холодные, жёсткие. Я почувствовала, как она перехватила ткань на спине.

— Кирилл, подержи её.
Он шагнул ко мне, обхватил за локти.

— Что вы…
Нина Петровна дёрнула ткань. Один раз. Второй. Шов затрещал.

— Будешь полы мыть, а не по корпоративам бегать!
Она рванула изо всех сил. Костюм распоролся по спине и на рукаве.

— Твоё место дома! А не перед начальниками вертеться!
В голосе звенело торжество. Кирилл разжал руки, отступил.

— Вот теперь никуда не поедешь. Посидишь с нами, как положено.
В дверь позвонили. Длинно. Настойчиво.

Я вышла из спальни. Кирилл попытался остановить, схватил за руку, но я вырвалась. Открыла дверь — на пороге Марина, Даша и Максим.

Марина смотрела на разорванный костюм, и лицо её каменело.

— Вы всё видели?
— Всё, — Максим поднял телефон. — Записали.
Я обернулась. Нина Петровна замерла в дверях кухни. Кирилл побледнел.

— Какую запись? — он шагнул вперёд. — Вика, о чём ты?
Я достала телефон. Включила громкую связь.

Из динамика полился голос Нины Петровны: «Надо действовать тридцать первого. Прямо перед выходом. Пусть психанёт, сорвётся. При свидетелях. Тогда на работе подумают — неадекватная. А квартиру потом легче переоформить…»

Я прибавила громкость.

«А если не сорвётся?»

«Сорвётся. Я знаю таких карьеристок. Один щелчок — и визжат».

Тишина была плотной.

— Это не то, что ты подумала, — начал Кирилл.
— Правда? А визиты к адвокату? Тому, что специализируется на разводах? Я проверила геолокацию, Кирилл. Ты был там четыре раза. С мамой.
Нина Петровна попятилась к стене.

— Мы просто консультировались…
— О том, как отсудить мою квартиру? Как признать меня неадекватной?
Марина шагнула вперёд, встала рядом.

— Камеры всё зафиксировали. Как ты держал её, а твоя мамочка рвала костюм. У нас есть всё — запись, видео, свидетели.
— Вы не посмеете…
— Посмею, — я посмотрела Нине Петровне в глаза. — Даже не сомневайтесь.
Кирилл открыл рот, но я подняла руку.

— У тебя три дня, чтобы съехать. Квартира куплена до брака, на мои деньги. Ты здесь только прописан. Если не съедешь сам — выпишу через суд. С этими доказательствами у тебя нет шансов.
— Ты правда так со мной?
— А ты правда думал, что я сломаюсь?
Я взяла запасное платье из шкафа.

— Вещи заберу послезавтра. С братом. А вы можете доесть оливье. Одни.
На корпоративе генеральный поднял бокал с игристым:

— За нашего нового заместителя директора — Викторию!
Марина сжала мою руку под столом.

— Ты молодец.
Я кивнула.

В полночь, когда куранты начали отсчитывать последние секунды года, я стояла у окна и смотрела на Неву. Телефон завибрировал — сообщение от Кирилла.

Я удалила, не читая.

Через неделю он выписался. Без скандалов. Видимо, адвокат объяснил, что с записями шансов нет.

Квартира опустела. Я убрала его вещи, сняла фотографии со стены. В первый вечер сидела на подоконнике с какао и смотрела, как снег падает на город.

Тихо. Свободно. Моё.

Сапфировый костюм я больше не надевала. Он висел в шкафу напоминанием — не о том, что меня предали. А о том, что я не сломалась.

В понедельник я вошла в новый кабинет на седьмом этаже. На табличке было выгравировано моё имя и новая должность.

Двадцать лет пути. Всё на своих плечах. И я дошла.

Вечером того же дня мне написала Марина: «Видела Кирилла в метро. С мамой. Таскали сумки. Снимают где-то на окраине».

Я не ответила. Мне было всё равно.

А на столе в новом кабинете лежало письмо от генерального — приглашение на международную конференцию в Берлин. Моё первое зарубежное представительство компании.

Я открыла окно. Холодный январский воздух ударил в лицо. Внизу Петербург жил своей жизнью — спешил, торопился, строил планы.

И я вместе с ним.

Без Кирилла, который вечно «устал». Без Нины Петровны, которая считала мой успех унижением для сына. Без тех, кто думал, что я сломаюсь от одного разорванного костюма.

Они ошиблись.

Камеры сняли правду. Свидетели её подтвердили. А я просто сделала то, что должна была сделать давно — отпустила балласт.

Сапфировый костюм так и висел в шкафу дома. Порванный. Я не стала его чинить.

Пусть висит. Как напоминание: когда тебя пытаются сломать — ломается их план, а не ты.

Если понравилось, поставьте лайк, напишите коммент и подпишитесь!

Leave a Comment