Он притворялся спящим принцем, а я – грешной феей, пока шестилетняя девочка не впустила в мой мир правду, запах которой был острее и горше больничного антисептика.
Тишина в квартире была настолько густой и тягучей, что, казалось, ею можно было подавиться. За окном давно погасли огни, а Алиса все еще сидела перед мерцающим монитором, завершая очередной дизайнерский проект. Часы на столе показывали без пяти одиннадцать. Снова аврал. Снова ночь напролет. Снова она одна в этой просторной, стильной и абсолютно бездушной квартире. Ее муж, Максим, как обычно, ушел «к друзьям». В третий раз за неделю. В третий раз за эту бесконечную, изматывающую неделю.
Она откинулась на спинку кресла, с силой потерла воспаленные, песочные веки. В ушах стоял навязчивый, неумолчный звон от усталости. «Ну вот, опять ты одна, – прошептала она в тишину. – Опять твой невыносимый характер всех оттолкнул». Мысленно она перебирала их недавние ссоры: ее упреки, его молчаливое раздражение. Может, он прав? Может, она и впрямь вечно всем недовольна, вечно «пилит» и ноет? Может, ее суровая прямолинейность и правда невыносима, и именно поэтому он бежит из дома, как от чумы?
Алиса была талантливым дизайнером-фрилансером. Ее работы ценились, клиенты выстраивались в очередь, и денег она зарабатывала столько, что хватало на двоих с лихвой. А Максим… Максим год назад «свернул» свой небольшой бизнес и с тех пор пребывал в затяжном «поиске себя». На практике это означало бесконечные часы на диване с игровой консолью, бесцельный серфинг в интернете и эти самые регулярные отлучки «к друзьям», которые становились все чаще и продолжительнее.
— Алис, не дави на меня, — говорил он с уставшим видом, когда она робко намекала, что неплохо бы уже определиться. — Ты же знаешь, я в глубокой депрессии. Мне нужна твоя поддержка, а не бесконечные упреки.
И она отступала. Замолкала, чувствуя укол острой, едкой вины. Действительно, зачем быть такой резкой? Надо дать ему время. Надо быть мудрее, терпимее, мягче. Надо…
Резкий, сухой вибрационный гудок заставил ее вздрогнуть. Это был телефон Максима. Он забыл его дома, оставив на краю журнального столика. Алиса машинально скользнула взглядом по загоревшемуся экрану. Сообщение от «Ксюнечки»: «Максик, скучаю до безумия. Когда уже увидимся?»
Сердце не просто упало – оно сорвалось в свободное падение, в ледяную бездну. Алиса схватила смартфон дрожащими пальцами. Пароль он не ставил – «нечего мне скрывать». Она открыла переписку. Десятки, сотни сообщений. «Любимый мой», «соскучилась до боли», «когда ты, наконец, скажешь своей жене правду?», «она тебя совсем не ценит, а я…».
Руки задрожали так, что она едва не уронила телефон. Алиса лихорадочно пролистала вверх. Фотографии. Максим с незнакомой рыжеволосой девушкой. Они обнимались в уютном кафе, целовались под дождем в парке, смеясь, валялись на диване в какой-то незнакомой квартире. На каждой – его счастливая, сияющая улыбка, которой она не видела уже годами.
Во рту встал комок, горький и противный. Желчь подкатила к самому горлу. Алиса с трудом сглотнула, набрала номер мужа. Долгие, бесконечные гудки. Наконец, он снял трубку.
— Алло? — его голос был расслабленным, веселым, и на фоне явно слышался сдавленный девичий смех.
— Максим, это я.
Наступила мертвая пауза. Смех за спиной у него мгновенно оборвался.
— Алиса? Что-то случилось?
— Случилось, — ее собственный голос прозвучал чужим, металлическим. — Я нашла твой телефон. И нашала переписку. С Ксюшей.
Тишина в трубке стала тяжелой, густой, как смола. Она длилась целую вечность.
— Завтра я подаю на развод, — сказала Алиса с ледяным спокойствием, которого сама в себе не знала. — Можешь не возвращаться. Твои вещи я выставлю в подъезд.
— Алис, подожди, ты ничего не понимаешь, я все могу объяснить! — залепетал он.
Но она уже положила трубку. Смартфон выскользнул из ослабевших пальцев и упал на пол. Алиса медленно сползла на диван, обхватив голову руками. Двенадцать лет. Двенадцать лет брака, которые она считала если не идеальными, то прочными. Двенадцать лет она верила, любила, терпела, поддерживала. А он… Он изменял. Судя по переписке – уже как минимум полгода. Полгода лжи, полгода презрения, полгода насмешек за ее спиной.
Она проплакала всю ночь. Горькими, безнадежными, отчаянными слезами. А утром, с красными, опухшими глазами, но с неожиданной твердостью в душе, собрала его вещи в большой дорожный чемодан и выставила у входной двери. Позвонила юристу, назначила встречу. Если Алиса что-то решала – она шла до конца. Это было ее правилом. Ее кредо.
Но Максим не пришел. Не звонил. Не писал. Два дня полного, оглушающего молчания. Алиса начала нервничать. Неужели ему настолько все равно? Неужели их двенадцать лет не стоили даже попытки объясниться?
На третье утро зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Алиса Викторовна Новикова? — спросил официальный женский голос. — Это городская клиническая больница №12. Ваш супруг, Максим Игоревич Новиков, был доставлен к нам с гипертоническим кризом. Состояние тяжелое. Просим вас срочно приехать.
Мир опрокинулся, рассыпался на осколки. Все ее обиды, вся ярость и боль мгновенно испарились, сменившись всепоглощающим, животным ужасом. «Это я во всем виновата! Я довела его своими сценами! Это я своими подозрениями и упреками довела его до больницы!» – стучало в висках.
Она, не помня себя, схватила первую попавшуюся сумку, вызвала такси и помчалась в больницу. В палате интенсивной терапии Максим лежал бледный, неподвижный, почти прозрачный. Вены на его руках были испещрены катетерами, к телу тянулись провода от мигающих и пищащих мониторов. Врач, уставший мужчина лет пятидесяти, что-то говорил о сильнейшем стрессе, о резком скачке давления, о микроинсульте и риске полноценного удара.
— Он в коме, но неглубокой, — объяснял доктор, понизив голос. — Медикаментозный сон. Теоретически, он может слышать вас. Говорите с ним. Это очень важно для пробуждения.
Алиса присела на стул у кровати, осторожно взяла его холодную, безжизненную руку в свои.
— Максимка, прости меня, — шептала она, и слезы снова потекли по ее щекам, но теперь это были слезы раскаяния. — Я не хотела, не думала, что так получится… Прости меня, родной. Пожалуйста, поправляйся. Мы все обсудим, все наладим. Я обещаю. Только очнись. Только вернись ко мне.
Она стала приходить каждый день. С утра до вечера она просиживала у его постели, говорила с ним, читала вслух его любимые книги, плакала и просила прощения. Врачи лишь разводили руками – состояние стабильно тяжелое, улучшений нет.
— Милый, я во всем виновата, — говорила она, склонившись над ним. — Я пилила тебя днем и ночью, не давала тебе покоя, не понимала твоего состояния. Конечно, ты искал утешения на стороне. Конечно, я сама толкнула тебя в чужие объятия. Это моя вина. Моя. Прости меня. Вернись, и мы начнем все с чистого листа.
Прошла целая неделя. Алиса забросила работу, отложила всех клиентов, перестала отвечать на звонки. Единственное, что имело смысл – это чтобы он очнулся.
В пятницу вечером, когда она, измотанная, выходила из палаты, к ней подошла маленькая девочка. Лет шести, с двумя светлыми аккуратными косичками, в которые были вплетены голубые резиночки. Большие, бездонные голубые глаза смотрели на Алису с серьезным, не по-детски взрослым выражением.
— Тётенька, вы к дяде Максиму ходите? — тихо спросила девочка.
— Да, милая, — с трудом улыбнулась Алиса. — Это мой муж.
Девочка кивнула. — Я Лера. Мой папа тут работает, в охране. Я после садика к нему прихожу, жду, пока его смена закончится. Я иногда дяде Максиму кофе ношу из буфета. Он просит.
Алиса нахмурилась. — Кофе? Лерочка, но он же… он в коме. Он не может просить кофе.
Лера посмотрела на нее с искренним удивлением. — Нет, он не спит. Он ходит, разговаривает, даже смеется. Только когда вы уходите. А как вас за дверью видит – сразу обратно в кровать ложится и глаза закрывает.
Пол под ногами Алисы поплыл. Ей показалось, что она вот-вот упадет. Она присела на корточки, чтобы быть с девочкой на одном уровне, и взяла ее за руку.
— Лера, ты уверена? Ты точно видела, как он встает?
— Конечно! — воскликнула девочка. — Вчера он даже танцевал с тётей Ксюшей. Она такая красивая, рыжая. Она ему еду вкусную приносит. Они вместе смеются, громко-громко. А когда вы приходите, тётя Ксюша в ванной прячется.
Алиса перестала дышать. Воздух вокруг стал густым и вязким. — Лера… а почему ты мне все это рассказываешь?
Девочка посмотрела на нее с бездонной, детской жалостью. — Мне вас жалко, тётенька. Вы каждый раз плачете. А дядя Максим потом тёте Ксюше рассказывает, что вы ему наговорили, и они оба хохочут. Мне неприятно. Папа говорит, во взрослые дела лезть нельзя, но… мне вас очень жалко.
Алиса медленно поднялась. Ноги были ватными. — Спасибо тебе, Леруня. Ты очень смелая и честная девочка.
Она вышла из больницы, села в свою машину и закрыла глаза. Руки дрожали так, что она не могла попасть ключом в замок зажигания. Притворяется. Он все это время притворяется. Симулирует кому. Чтобы она чувствовала себя виноватой. Чтобы она сдалась и согласилась на все его условия. Чтобы она, как последняя дура, продолжала его содержать, пока он развлекается с любовницей прямо в больничной палате.
Вечером, около девяти, Алиса вернулась в больницу. Она поднялась на нужный этаж. Охранник на посту – отец Леры, суровый мужчина с усталыми глазами – посмотрел на нее с молчаливым сочувствием и просто кивнул, пропуская внутрь.
Алиса неслышно подошла к палате Максима. Дверь была приоткрыта. Из щели лился свет и доносились приглушенные голоса. Смех. И его голос, бодрый и насмешливый: — …и вот, представляешь, дверь открывается, и заходит моя квочка-несушка, начинает свое: ‘Максимка, прости, я во всем виновата!’ Просто анекдот!
Женский голос, тот самый, что она слышала в телефоне: — Максим, как ты можешь? Она же, наверное, правда тебя любит.
— Любит мою будущую половину квартиры! А я ее терплю ради денег. Но скоро мы с ней разведемся, она мне все отпишет в качестве компенсации за ‘моральный ущерб’, и мы с тобой, Ксюшенька, заживем настоящей жизнью!
— Ты уверен, что этот план сработает?
— Сто процентов! Она уже неделю как шелковая, виноватая во всем. Еще немного, и подпишет что угодно.
Алиса резко толкнула дверь. В палате на кровати сидел Максим, в больничной пижаме, сияющий и абсолютно здоровый. У него на коленях полулежала та самая рыжеволосая девушка с фотографий. На прикроватной тумбочке стояли пластиковые контейнеры с остатками еды и почти пустая бутылка дорогого вина.
Увидев ее, они замерли, как актеры на сцене, застигнутые внезапным включением прожектора.
— Алиса… — начал Максим, пытаясь соскочить с кровати.
Но она резко подняла руку, останавливая его.
— Ни слова. Молчать.
Голос ее был тихим, но в нем звенела такая сталь, что Максим инстинктивно отпрянул. Алиса неторопливо достала телефон и сделала несколько четких снимков: он, она, бутылка вина, разбросанная одежда.
— Для суда. Чтобы не было лишних вопросов, — холодно пояснила она.
Максим все же спрыгнул с кровати, скинув с колен перепуганную Ксению.
— Алис, слушай, я могу все объяснить! Это не то, что ты думаешь!
— Объяснять будешь судье. А сейчас… наслаждайся своей свободой, — она развернулась и вышла из палаты. Не побежала, не разрыдалась. Она ушла. С прямой спиной и горящим от холодной ярости сердцем.
В машине она первым делом набрала номер службы поддержки банка.
— Здравствуйте. Немедленно заблокируйте все карты, привязанные к моему счету. Да, все. В том числе дополнительные, выпущенные на моего мужа, Максима Новикова.
Затем позвонила в бухгалтерию больницы.
— Здравствуйте, это Новикова Алиса. Я оплачивала лечение своего мужа. Прекратите финансирование. Мой муж здоров. Он симулировал. Готова предоставить доказательства.
Дома она вызвала аварийную службу и поменяла все замки. Внесла номер Максима в черный список. Собрала оставшиеся его вещи в мусорные пакеты и выставила на лестничную площадку.
Когда все было кончено, пробила полночь. Алиса опустилась на диван в гостиной и… заплакала. Но это были не слезы боли или потери. Это были слезы облегчения, сметающие с души двенадцать лет липкой, ядовитой лжи. Двенадцать лет она прожила с человеком-иллюзией, с актером, который использовал ее, унижал и предавал, а она, наивная, еще и винила во всем себя.
— Боже, какая же я была слепая дура, — прошептала она, вытирая слезы. — «Квочка-несушка». Вот как он меня все это время видел.
Утром явился Максим. Он ломился в дверь, звонил с чужих номеров, кричал в домофон. Алиса не реагировала. Она просто вызвала полицию, и его увезли с предупреждением о нарушении общественного порядка.
Развод прошел быстро и гладко. У нее были неоспоримые доказательства – фотографии, распечатки переписки, показания маленькой Леры, которые судья, к удивлению, учел. Суд оказался на ее стороне. Максим не получил ничего. Ни копейки. Ни квадратного сантиметра.
— Алиса, ну дай мне хоть что-то! — умолял он после последнего заседания. — Как я теперь жить буду?
— Так же, как жил до меня. Или найди себе другую «квочку». Подоходнее, — парировала она, глядя на него сверху вниз.
Судья, женщина строгая и принципиальная, жестко добавила:
— Гражданин Новиков, вы симулировали тяжелое заболевание с целью манипуляции и материальной выгоды. Это аморально и граничит с мошенничеством. Будьте благодарны, что г-жа Новикова не подает на вас отдельный иск.
Когда все формальности остались позади, Алиса с головой ушла в работу. Она заперлась в своем домашнем офисе и принялась за все отложенные проекты. Работала до изнеможения, до полной пустоты в голове – только так она могла не думать, не чувствовать, не вспоминать.
Спустя две недели после суда пришло сообщение. С незнакомого номера.
«Алиса Викторовна, здравствуйте. Это Михаил, отец Леры. Помните нашу девочку из больницы? У нее послезавтра день рождения. Она умоляла пригласить «добрую тётеньку, которой она помогла». Не сочтите за наглость, но не согласитесь ли Вы прийти?»
Алиса улыбнулась. Первая искренняя улыбка за многие недели. Лера. Та самая маленькая, хрупкая спасительница с честными глазами.
«Конечно, приду. Скажите адрес. И что любит Лера?»
«Она обожает кукол Bratz и все, что связано с единорогами. Адрес вышлю. Спасибо Вам огромное. Вы сделаете ее счастливой.»
В день рождения Алиса приехала с огромной коробкой, в которой уместилась кукла с фиолетовыми волосами и целое королевство единорогов, и с огромным тортом. Дверь открыл мужчина лет сорока – высокий, спортивный, с усталыми, но добрыми карими глазами и чуть застенчивой улыбкой.
— Алиса Викторовна? Проходите, пожалуйста. Мы вас заждались.
В квартире царил приятный, жилой творческий беспорядок: детские рисунки на стенах, коробка с лего в углу, пахло свежей выпечкой и яблочным пирогом. Было уютно. Тепло. По-настоящему. Какого тепла ей не хватало все эти годы.
Лера выбежала из комнаты и бросилась ей на шею.
— Тётя Алиса! Вы пришли! Я так рада!
Они отметили праздник втроем. Пили чай с тем самым яблочным пирогом, который, как выяснилось, испек Михаил. Смеялись. Лера с восторгом показывала свои рисунки и рассказывала смешные истории из садика.
— Простите за такой хаос, — смущенно говорил Михаил, убирая со стола. — Одному с ребенком непросто. Жена… ее не стало почти сразу после родов. Осложнения. С тех пор мы вдвоем с Леркой.
— Знаете, а мне здесь ужасно нравится, — ответила Алиса, и это была чистая правда. — Здесь пахнет жизнью. Настоящей.
Михаил внимательно посмотрел на нее.
— Лера рассказала, что… вы помогли ей открыть глаза на кое-какие вещи. Простите, что она вмешалась. Я ругал ее, но… у нее свое представление о справедливости.
— Я вашей дочери обязана всем, — голос Алисы дрогнул. — Если бы не ее детская честность, я бы до сих пор считала себя виноватой в чужом подлом обмане. Двенадцать лет я прожила с человеком, для которого я была лишь кошельком. И верила, что это я что-то делаю не так.
— Вы ни в чем не виноваты, — твердо сказал Михаил. — Токсичные люди – они мастера перекладывать вину. Это их главное оружие. Вы просто попала под обстрел.
Они разговаривали до самого вечера. Алиса не заметила, как пролетело время. С Михаилом было невероятно легко. Он умел слушать, слышать, не перебивал и не осуждал. Он рассказал, что работает в охране уже десять лет, мечтает переехать из города в свой дом, чтобы у Леры было больше простора, чтобы можно было завести собаку.
— Вы удивительная женщина, — сказал он, провожая ее до двери. — Сильная. Не каждый смог бы так быстро прийти в себя и не сломаться после такого предательства.
Алиса покраснела. Ей было непривычно слышать комплименты.
— Спасибо. А вы… вы прекрасный отец. Лере очень повезло.
На следующий день Михаил написал: «Спасибо, что скрасили наш скромный праздник. Лера не умолкает. Говорит, что хочет, чтобы вы стали ее лучшей подругой. Если вас не затруднит, может, сходим куда-нибудь втроем в выходные?»
Алиса согласилась. Они начали гулять вместе. В парке, где Лера каталась на роликах, а они шли сзади, разговаривая. На набережной, кормя уток. В зоопарке. Лера бежала впереди, а они шли рядом, и Алиса ловила себя на мысли, что смеется легко и естественно, без груза на душе.
— Вы идеальная женщина, — сказал как-то вечером Михаил, когда Лера, уставшая, уснула у Алисы на плече в уютном кафе. — Красивая, умная, добрая, сильная. Как он мог… не ценить такого сокровища?
— Бывший, — поправила Алиса с теплой улыбкой. — Он теперь просто страница из прошлого. А вы… вы очень добрый человек, Михаил.
Они начали переписываться каждый день. А однажды вечером созвонились и проговорили до самого рассвета. О детстве, о несбывшихся мечтах, о том, какой должна быть настоящая, честная семья.
— Я не помню, когда в последний раз чувствовала себя так… спокойно и защищенно, — призналась Алиса. — Наверное, никогда. Даже в самом начале с Максимом не было этой тихой радости.
— Потому что с тем, кто по-настоящему тебя ценит, не нужно притворяться, не нужно оправдываться, — сказал Михаил. — Ты можешь просто быть собой. И этого более чем достаточно.
Спустя три месяца после развода Максим предпринял последнюю, отчаянную попытку. Он подкараулил ее у подъезда. Когда она вышла, он схватил ее за локоть.
— Алиса, давай все вернем. Я изменился. Устроился на нормальную работу, с этой… с Ксюшей все кончено. Без тебя я просто пропадаю.
Алиса спокойно высвободила руку.
— Максим, я выхожу замуж. За хорошего, честного человека. Который видит во мне женщину, а не «квочку». Который любит и меня, и мою прямолинейность. Забудь меня. Как страшный, неприятный сон.
— А Я?! — его голос сорвался на крик. — Что же мне теперь делать?!
— А тебя меня больше не волнуешь. Совсем. Искренне желаю тебе удачи, — она повернулась, села в припаркованную неподалеку машину, где ее ждали улыбающиеся Михаил и Лера, и они уехали. За город, на турбазу, на свои первые совместные выходные.
Лера, сидя на заднем сиденье, болтала без умолку:
— Папа, а мы будем палатку ставить? А на озере купаться? А тётя Алиса теперь с нами навсегда останется?
Михаил и Алиса переглянулись. В его глазах светилась любовь и надежда.
— Навсегда, — тихо сказал он. — Если тётя Алиса не против.
— Я не против, — улыбнулась она, чувствуя, как по щекам текут счастливые слезы. — Я очень не против.
Лера захлопала в ладоши.
— Ура-а-а! Теперь у меня будет настоящая мама! Самая лучшая!
На турбазе они жили в маленьком, но уютном деревянном домике. Михаил мастерски готовил шашлык, Лера с важным видом помогала ему, Алиса накрывала на стол на веранде. Вечером они сидели у костра, жарили зефир, пели под гитару, которую Михаил прихватил с собой, и рассказывали смешные истории.
— Как же здорово все делать вместе, — мечтательно сказала Лера перед сном, уже засыпая в своей спальне-мансарде. — У всех в садике есть мама и папа. И вот теперь, наконец-то, и у меня.
Алиса, уложив ее, вышла на крыльцо к Михаилу. Он сидел на ступеньках, смотрел на усыпанное звездами небо.
— Спасибо тебе, — сказала она, присаживаясь рядом. — За то, что появился в моей жизни. За то, что принял меня со всем моим тяжелым багажом.
— Это мне спасибо говорить нужно, — он обнял ее за плечи, и она прижалась к его сильному, надежному плечу. — За то, что согласилась стать частью нашей маленькой семьи. Лера тебя боготворит. А я… я люблю тебя. С того самого дня, когда ты пришла к нам с этим огромным тортом и такой потерянной, но такой сильной.
— Я тоже тебя люблю, — выдохнула она, наконец-то сказав это вслух. — Боялась признаться даже себе. Казалось, слишком рано после всего…
— Время – понятие относительное, — прошептал он, целуя ее в макушку. — Главное – то, что здесь, — он приложил ладонь к ее сердцу. — А я чувствую, что ты – та самая. Единственная и навсегда.
Они поженились спустя полгода. Тихая, душевная церемония в кругу самых близких. Лера была самой счастливой подружкой невесты в своем белом платьице и с крошечной корзинкой с лепестками роз.
— Теперь вы официально моя мама и мой папа! — объявила она каждому гостю. — Самые лучшие на всей планете!
Вскоре они переехали в тот самый частный дом за городом, который так долго искали. С большим садом, гаражом и местом для собаки – овчарки по кличке Рекс, о которой Михаил всегда мечтал.
Алиса продолжала заниматься дизайном, но теперь не до изнеможения, а в удовольствие, обустраивая вместе с мужем их общее гнездышко. Михаил сменил работу, устроившись начальником службы безопасности в крупный торговый центр – ближе к дому и с лучшим графиком. Лера пошла в первый класс.
Однажды вечером, когда Лера делала уроки на кухне, а Алиса готовила ужин, зазвонил телефон. С незнакомого номера.
— Алиса, привет. Это… Максим. Слышал, ты замуж вышла.
— Да, — спокойно ответила она. — И я безмерно счастлива. Что тебе нужно?
— Просто… хотел сказать, что я был последним идиотом. Потерял самое ценное, что у меня было. Прости меня.
— Я тебя давно простила, Максим. Ради собственного душевного спокойствия. Потому что носить в себе злость – все равно что пить яд. А я хочу жить. Полной, счастливой жизнью. Искренне желаю тебе найти свой путь. Прощай.
Она положила трубку. Михаил, стоявший рядом у плиты, обнял ее сзади.
— Все в порядке, любимая?
— Да, — она обернулась и поцеловала его. — Теперь все в порядке. Навсегда.
Иногда, чтобы обрести настоящее, прочное счастье, нужно пройти через кромешную тьму предательства, боли и унижений. Алиса прошла этот путь. И в конце его обрела ту самую семью, о которой всегда подсознательно мечтала, но даже не верила, что такое возможно.
А началось все с маленькой девочки с косичками, которая не побоялась сказать горькую правду взрослой тете. С Леры, которая, движимая простым детским состраданием, открыла ей глаза на чудовищный обман. Дети, не испорченные условностями, часто видят мир яснее и мудрее нас, взрослых. Потому что они еще не научились врать самим себе и другим ради призрачного «спокойствия».
— Спасибо тебе, родная, — шептала Алиса каждый вечер, укрывая Леру одеялом. — За то, что спасла меня.
— А я и не знала, что спасаю, — сонно улыбалась девочка. — Я просто сказала правду. Папа всегда говорит: ложь пахнет плохо, а правда пахнет свежестью.
Правда действительно спасает. Даже если поначалу она обжигает и кажется невыносимой. Потому что лучше одна, пусть и горькая, правда, чем целая жизнь, построенная на сладкой, ядовитой лжи. Алиса поняла это. И каждый день, глядя в счастливые глаза своего мужа и дочки, мысленно благодарила судьбу за того маленького ангела-хранителя, которого та послала ей в образе шестилетней девочки с честными голубыми глазами.