— Семь миллионов четыреста тысяч, — произнёс Орлов, генеральный директор, голос его был настолько ровным и бесстрастным, что казалось, будто он зачитывает не цифру, а приговор. В нём не было ни злости, ни сострадания — только пустота. И именно это делало его слова особенно страшными.
Он не смотрел на меня. Его взгляд, тяжёлый и пронизывающий, упирался сквозь меня в стену, украшенную дипломами, сертификатами и прочими символами успеха, которые теперь выглядели как пыльные обёртки прошлого.
Рядом с ним, как статуя, сидела Марина — моя лучшая подруга, мой самый близкий человек, а по совместительству финансовый директор компании. Её осанка была безупречной, руки аккуратно сложены перед собой, папка с документами лежала чётко по центру. Всё в её позе говорило о подготовке, о выверенности, о том, что всё это — не спонтанный разговор, а заранее разыгранная сцена.
— Я не понимаю, о чём вы, — выдавила я из себя, голос мой дрожал, звучал слабо, почти жалко. Слова застревали где-то в горле, не находя сил вырваться наружу.
Орлов тяжело вздохнул, будто сам не хотел этого, но обязан был. Он перевёл взгляд на Марину, как бы передавая ей эстафету.
— Марина Викторовна, будьте добры, повторите, пожалуйста.
Она кивнула, как будто это был обычный рабочий день, как будто между нами не было ни дружбы, ни доверия, ни ночей, проведённых с бокалом вина и откровенными разговорами. Её движения были точными, почти механическими — будто всё было отрепетировано до мелочей.
— Анна, — начала она, и в её голосе не было ни тени эмоций, — последние несколько транзакций, проведённых с твоего аккаунта, не имеют никакого финансового обоснования. Проще говоря, деньги были переведены на счета фирм-однодневок. Нелегальных, между прочим.
Она говорила со мной на «ты», как всегда, но в этом «ты» больше не было дружбы, не было даже намёка на близость. Только холод. Только сталь.
Я смотрела на неё, пытаясь поймать её взгляд, найти хоть что-то знакомое в этих глазах. Но они были пустыми, как стекло. Как будто внутри не осталось ничего живого. Она сидела здесь не как подруга, а как обвинитель. Не как человек, а как функция.
— Это какая-то ошибка, — прошептала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Мои пароли… Никто не мог получить к ним доступ…
— Доступ был выполнен с твоего рабочего компьютера, в твоё рабочее время, — резко прервала она. — Все логи сохранились. Ни один байт не пропал.
Каждое её слово вонзалось в меня, как гвоздь, вбиваемый в крышку гроба. Я не могла дышать. Семь миллионов четыреста тысяч. Это число было не просто цифровым значением. Это был конец. Конец карьере, репутации, возможно, даже свободе.
— Но мы же с тобой всё проверяли на прошлой неделе! — воскликнула я, голос сорвался на крик. — Ты же сама говорила, что всё чисто!
Марина чуть заметно дернула уголком рта — не улыбка, не гримаса, а что-то среднее, не поддающееся расшифровке.
— Я говорила, что на тот момент расхождений не было. Они появились позже. Аккурат в пятницу вечером.
Слово «пятница» пронзило меня как удар ножа. Пятница. Тот самый день, когда я ушла пораньше, потому что Марина попросила забрать её сына из сада. Она сказала, что у неё завал, что она останется в офисе допоздна. А я, дура, даже не заподозрила ничего.
Воспоминание обожгло душу.
— Я требую полной проверки! Независимого аудита! — я вскочила, упершись руками в стол Орлова, как будто пытаясь удержаться на плаву.
— Это само собой, — кивнул он спокойно, будто всё было уже решено. — Но на время расследования вы отстранены от работы. Пропуск и ноутбук оставьте на столе.
Я смотрела то на него, то на Марину. Она не подняла глаз, продолжая внимательно изучать свои безупречно ухоженные ногти.
Унижение было таким сильным, что казалось почти физическим. Я медленно сняла с шеи бейдж, положила его на полированную поверхность стола. Рядом аккуратно поставила ноутбук, будто оставляла кусочек себя в этом мире.
Когда я вышла из кабинета, я всё же не выдержала и обернулась.
— Марина…
Она наконец-то посмотрела на меня. В её взгляде не было ни капли сочувствия. Ни намёка на злорадство. Просто пустота. Глубокая, бездонная.
— Аня, это просто работа. Не принимай на свой счёт.
Дверь захлопнулась, словно отсекая меня от прежней жизни. Я стояла в пустом коридоре, и единственной мыслью, стучавшей в висках, было: «Она даже не моргнула». Ни разу.
Первые дни прошли как в тумане. Я звонила Марине. Сначала она сбрасывала, потом её номер стал постоянно занят. Я написала ей десяток сообщений. Ни одно не получило ответа.
Подруга, с которой мы прошли огонь и воду, с которой смеялись, плакали, праздновали, с которой вместе крестили мою дочь — просто испарилась. Стерла меня из своей жизни так легко, как будто стирала ненужную запись карандашом.
Шок постепенно сменился звенящей, холодной яростью. «Не принимай на свой счёт». Эта фраза крутилась в голове, не давая ни спать, ни дышать. Как можно не принимать на свой счёт обвинение в краже семи миллионов четырёхсот тысяч рублей? Как можно так легко предать?
Я начала действовать. Нашла адвоката по рекомендациям — специалиста по экономическим преступлениям. Сухой, педантичный мужчина по фамилии Вольский выслушал меня, не перебивая, и задал всего один вопрос:
— У вас есть враги в компании? Кто мог бы вас подставить?
— У меня была лучшая подруга, — ответила я, и в моём голосе зазвучала сталь.
Вольский понимающе кивнул и озвучил свой гонорар. Цифра заставила меня содрогнуться, но выбора не было. Я влезла в кредитку, оплатила первую часть. Теперь пути назад не было.
Вечером я решила съездить к Марине. Не для того, чтобы ругаться или угрожать. Просто чтобы посмотреть ей в глаза. Убедиться, что это действительно она. Что это не чья-то жестокая шутка.
Я припарковалась через дорогу от её дома, сидела в машине, наблюдая за подъездом. Сердце колотилось, как бешеное.
И тут я её увидела. Она выходила из подъезда, смеясь, будто ничего не произошло. Будто не она только что разрушила мою жизнь.
А на парковке, на её обычном месте, стоял он.
Чёрный, блестящий, хищный внедорожник последней модели. Идеальный, как будто только что со страниц глянцевого журнала. Я знала эту машину. Марина показывала мне её в одном из модных изданий месяц назад, вздыхая, что это несбыточная мечта.
Она легко распахнула дверь внедорожника, словно не замечая его веса, и скользнула внутрь с плавностью опытной водительницы. Сиденье принял её с готовностью, как будто машина давно уже знала, чей силуэт ей предстоит обнять. Рев двигателя разорвал тишину вечернего двора — глубокий, хищный, почти животный. Даже через плотно закрытое окно моей машины я чувствовала его вибрацию, будто сама земля вздрогнула от мощи этого звука.
Всё сжалось внутри. Я поняла. В этот момент всё встало на свои места, как фрагменты головоломки, наконец соединённые в единую, ужасающую картину.
Пятница. Её просьба забрать сына. Её обещание остаться в офисе. Её холодный взгляд, словно ледяной нож, вонзённый в сердце. И вот он — этот автомобиль, чёрный, блестящий, сияющий на фоне серой осени, как будто вырванный из рекламного ролика. Его цена, я знала, была как раз та самая — несколько миллионов. Ровно столько, что меня обвинили в хищении.
Я вышла из машины, будто не ощущая тяжести тела. Слова, мысли, воспоминания — всё это было уже не важно. Важно было одно: лицо к лицу.
Марина увидела меня и замерла. Улыбка сползла с её лица, как маска, которую больше не нужно носить. Я подошла к водительской двери, остановившись в полуметре. Воздух между нами был плотным, наполненным напряжением.
— Привет, — сказала я, стараясь говорить спокойно, почти дружелюбно. — Решила поздравить. С обновкой.
Она смотрела на меня, и впервые за все эти дни в её глазах мелькнуло нечто отличное от пустоты. Это был страх. Чистый, животный, не прикрытый маской.
— Что ты здесь делаешь? — голос у неё был хриплым, с ноткой срыва. Она даже не пыталась играть.
— Просто гуляю. Любуюсь на красивые машины, — я обошла внедорожник, проводя пальцем по глянцевому крылу. — Дорогая, наверное? В кредит взяла?
Молчание. Она сжимала руль так, что костяшки побелели.
— Мой адвокат, Вольский… знаешь, он просто гений. Он говорит, что в таких делах главное — найти, куда ушли деньги. Кто их получил.
Я заглянула в салон. Запах новой кожи ударил в нос, будто напоминая, что она позволила себе роскошь, купленную моей репутацией.
— Он нанял одного компьютерщика. Тот покопался в логах. Выяснил, что все транзакции действительно шли с моего компьютера. Но вот что интересно… последняя, самая крупная, была проведена уже после того, как я ушла. Через удалённый доступ.
Её лицо стало белым, как бумага. Кровь отхлынула от него, оставив за собой маску ужаса.
— Что ты несёшь? Убирайся!
— А ещё Вольский проверил те самые фирмы-однодневки. И представляешь, какая удача! Владельцем одной из них, той, куда ушла львиная доля суммы, оказался твой троюродный брат из Саратова. Тот самый, которого ты терпеть не могла. Забавное совпадение, правда?
Я достала из кармана телефон и включила диктофон. Палец завис над кнопкой.
— Марина, у тебя есть один шанс. Прямо сейчас ты звонишь Орлову и во всем признаёшься. Говоришь, что подставила меня, чтобы скрыть свои долги. Иначе эта запись и все документы от Вольского завтра утром лягут на стол следователю.
Она смотрела на меня с ненавистью, но в её взгляде уже не было силы. Только пустота.
— Ты… Ты пожалеешь об этом.
— Жалею я только о двадцати годах дружбы, которые выкинула на помойку, — я больше не повышала голос. Мой гнев перегорел, оставив после себя лишь холодную пустоту. — Решай, Марина. Тюрьма или явка с повинной. Время пошло.
Она смотрела на меня ещё несколько секунд, потом её плечи обмякли. Она опустила голову на руль и зарыдала. Глухо, надрывно, как плачут люди, потерявшие всё.
На следующий день меня вызвал Орлов. Он долго извинялся, предлагал компенсацию, возвращение на работу с повышением. Я отказалась. Работать в месте, где меня так легко предали, я больше не могла.
Я забрала трудовую книжку, документы и вышла из офиса на залитую солнцем улицу. Я потеряла работу и лучшую подругу.
Но я отстояла своё имя. И, кажется, впервые за долгие годы почувствовала себя по-настоящему свободной.
Прошло полгода. Чувство свободы, которое я испытала в тот день, не исчезло. Оно пустило корни, превратившись в уверенность.
Я открыла небольшую консалтинговую фирму. Сначала было тяжело — как всегда, когда начинаешь с нуля. Но сарафанное радио и старые деловые связи сделали своё дело.
Теперь у меня было несколько постоянных клиентов, маленький, но уютный офис в центре города и команда, в которую я постепенно вбирала тех, кому могла доверять.
Однажды раздался звонок с незнакомого номера. Я едва не сбросила, но что-то заставило ответить.
— Анна? Это Вольский. Помните такого?
— Конечно, помню, — я улыбнулась. — Чем обязана? Надеюсь, у вас не проблемы, требующие финансового консультанта?
Он усмехнулся в трубку.
— Нет, у меня всё в порядке. Я звоню по другому поводу. Дело вашей бывшей подруги, Марины, закрыто. Я подумал, вам будет интересно узнать финал.
Я замерла, присев на край стола.
— И что в итоге?
— Два года условно, — ровным голосом сообщил Вольский. — Явка с повинной, полное признание, возмещение ущерба.
Она продала машину, квартиру, всё, что у неё было. Орлов не стал её топить, забрал заявление после возврата денег. Но репутация уничтожена. В нашей сфере для неё все двери закрыты.
Я слушала его и не чувствовала ничего. Ни злорадства, ни жалости. Просто точку. Жирную, окончательную точку в этой истории.
— Понятно. Спасибо, что сообщили.
— Я слышал, вы своё дело открыли? — сменил он тему. — Поздравляю. Если понадобится юридическая поддержка, вы знаете, кому звонить.
Мы попрощались. Я положила телефон и посмотрела в окно. За стеклом шумел город, кипела жизнь. Моя жизнь. Новая, построенная с нуля, на обломках старой.
Вечером, забирая дочку, я купила два огромных шарика с гелием.
— Мам, а у нас праздник? — удивлённо спросила она.
— Да, — ответила я, целуя её в макушку. — У нас праздник. День, когда мы окончательно стали свободны.
Прошло пять лет.
Пять лет — это много или мало? Достаточно, чтобы шрамы перестали болеть и превратились в бледные полоски на коже, напоминающие о былом.
Достаточно, чтобы первоклассница превратилась в подростка со своим мнением и тайной перепиской в телефоне.
Моя консалтинговая фирма из «небольшой» превратилась во вполне себе «уважаемую». Мы занимали уже не крошечный офис, а половину этажа в том же здании.
Я научилась делегировать, доверять и строить команду. Я научилась быть руководителем.
В один из дождливых осенних вечеров я заехала в супермаркет у дома. Бродя между стеллажами с тележкой, я составляла в уме список дел на завтра, когда услышала знакомый до боли голос.
— Пакет не нужен, спасибо.
Я замерла. Этот голос я узнала бы из тысячи. Я медленно повернула голову.
За соседней кассой стояла Марина.
Она изменилась. Пропала былая холёная уверенность, дорогие бренды сменились на простую, ничем не примечательную одежду.
Она выглядела старше своих лет, в уголках глаз залегли глубокие морщины, а во взгляде читалась бесконечная, всепоглощающая усталость.
Она складывала в сумку скромный набор продуктов: пакет молока, хлеб, что-то ещё. Наши взгляды встретились.
На секунду в её глазах мелькнул испуг — тот самый, что я видела тогда, у её чёрного внедорожника. Но он тут же сменился чем-то другим. Смирением.
Она кивнула мне. Не улыбнулась, просто обозначила приветствие.
Я кивнула в ответ.
Между нами было всего несколько метров, но они казались непреодолимой пропастью. Она взяла свою сумку и пошла к выходу, не оборачиваясь.
Я смотрела ей вслед. И в этот момент я поняла, что во мне нет ничего. Ни злости, ни обиды, ни торжества.
Пустота. Прошлое наконец-то отпустило меня, превратившись в выцветшую фотографию незнакомого человека.
Я расплатилась за свои покупки и вышла на улицу.
Дождь закончился, и в воздухе пахло озоном и мокрым асфальтом. Я глубоко вдохнула этот чистый, свежий воздух.
Впереди была жизнь. И она была прекрасна.