Поздний вечер окутал город лёгкой, сырой дымкой, в воздухе висела прохлада. По пустынной аллее тянулись длинные, изломанные тени от фонарей. Анна, хирург по профессии, и её муж Максим возвращались домой после ужина у друзей. Тишина была такой глубокой, что внезапный, слабый стон, доносившийся из густых кустов сирени у тропинки, прозвучал особенно отчётливо.
— Слышишь? — встревоженно прошептала Анна, останавливаясь.
— Слышу, — буркнул Максим, не замедляя шага. — Наверное, какой-то пьяница завалился. Идём, начинает моросить.
Но Анна уже свернула с асфальта на мокрую траву. Врачебная интуиция, выработанная годами, не позволяла ей пройти мимо.
— Я должна посмотреть, — твёрдо сказала она. — Вдруг ему плохо.
— Да что ты ко всем лезешь? — раздражённо бросил Максим, не оборачиваясь. — Ты не на дежурстве. Хватит играть в героиню. Пойдём, я устал.
Она не ответила, уже пробираясь сквозь ветви. В гуще кустов на влажной земле лежал мужчина, сжавшись, прижимая руки к боку. Лунный свет, пробивавшийся сквозь листву, выделил тёмное, растекающееся пятно на его куртке. Анна опустилась на колени — её пальцы тут же стали липкими от тёплой крови. Рана была серьёзной, похоже, ножевая.
— Вызывай скорую! — крикнула она мужу, застывшему на дорожке с гримасой отвращения.
Максим нехотя подошёл ближе, но в его глазах не было ни сострадания, ни тревоги — только досада.
— Ну вот, попалась, — прошипел он. — Теперь вся эта канитель: полиция, допросы, ночь без сна! Зачем тебе это было нужно?
Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошёл прочь, оставив её одну в темноте, на коленях рядом с умирающим. В этот миг между ними возникла первая, но уже непреодолимая пропасть.
— Тише, не напрягайтесь, — мягко, но твёрдо сказала Анна, склонившись над пострадавшим. — Дышите ровно. Помощь уже в пути. Всё будет хорошо.
Её голос был спокойным и уверенным — тем самым, что за годы работы сотни раз возвращал пациентам надежду перед операцией. Мужчина перестал стонать, дыхание стало чуть глубже. Он смотрел на неё с немым выражением благодарности. Когда вдали раздался вой сирены, Анна выбежала на дорогу, чтобы направить машину. Медики действовали быстро и чётко. Уложив пострадавшего на носилки, они готовились к транспортировке.
— Вы с ним? — спросил её пожилой врач скорой помощи.
— Нет, я его нашла. Я тоже врач — хирург.
— Понятно, коллега. У него нет документов. Не могли бы вы завтра заехать в больницу на Пушкинской? Нам нужно объяснение для полиции — кто, как и где его обнаружил.
— Конечно, приеду, — кивнула Анна.
Скорая скрылась в ночи, оставив её в тишине. Дом был рядом, но она шла медленно, как будто оттягивая момент возвращения. Поступок Максима жёг изнутри.
Она вспомнила, как они познакомились: он был её пациентом, сломал ногу, упав с велосипеда. Обаятельный, шутливый, он так настойчиво ухаживал, что она, уставшая от одиночества и смен, быстро растаяла. Вспомнилась и первая встреча с его матерью — холодный взгляд, сухое заявление: «Моему сыну нужна жена, которая будет вести дом, а не бегать по операционным». Тогда Анна только улыбнулась. Сейчас эта улыбка казалась наивной. Возможно, свекровь была права.
Максим ждал её на кухне. Он не спал, и его лицо было искажено гневом.
— Ну что, геройствовала? — съязвил он, как только она вошла. — Могла бы и не возвращаться. Что за жена такая? Ужин не готов, рубашки не поглажены, от дежурств отказаться не хочешь! Я на что женился? Чтобы сам себе ужинать?
Анна опустилась на стул. Сил на спор не было.
— Макс, я врач. Это моя работа. Там человек истекал кровью.
— Мне всё равно! — рявкнул он. — Мне нужна жена, которая дома ждёт, а не шляется по кустам! Я не выношу твою работу, твои ночи, твои приоритеты!
Каждое слово резало, как нож. Он говорил о её призвании с такой ненавистью, что у неё перехватило дыхание.
— Я сыт тобой и твоей проклятой клятвой, — бросил он, вставая. Демонстративно прошёл в спальню и захлопнул дверь. Щёлкнул замок.
Той ночью Анна легла на диван в гостиной. А утром, проснувшись с тяжёлой головой и болью в груди, она впервые за долгое время сделала маленькое, но важное дело — не стала готовить Максиму завтрак. Не стала гладить рубашку. Вместо этого она долго стояла перед зеркалом, нанесла лёгкий макияж: подвела ресницы, слегка коснулась губ блеском.
Когда она вошла в ординаторскую, коллеги с удивлением и теплотой встретили её:
— Анечка, ты сегодня просто сияешь! Что, Максим сделал предложение повторно? — подмигнула медсестра Наташа.
— Выглядишь как миллион долларов, Анна Игоревна! — громко воскликнул анестезиолог Петрович.
Она смущённо улыбнулась. Она и забыла, как это — быть женщиной, которую замечают, которой говорят комплименты, которой рады.
Во время обеда к ней подошёл заведующий хирургическим отделением.
— Анна Игоревна, кстати… помнишь того мужчину, которого ты вчера нашла? Привезли его к нам — на Пушкинской отказались, реанимация переполнена. Так что теперь он у нас.
Анна кивнула. Коллега понизил голос:
— Только, похоже, он вовсе не бомж. Проснулся утром, сделал один звонок — и через полчаса к нам прикатили джипы с охраной и адвокатами. Оказалось, это Дмитрий, крупный предприниматель. На него было покушение — конкуренты заказали. Так что ты, считай, спасла миллионера.
Анна лишь слабо усмехнулась. Подумала, как рассмеётся, когда расскажет Максиму. Но смеяться не пришлось.
Вечером, вернувшись домой, она не смогла открыть дверь — замок был заменён. Она позвонила. Дверь открыл Максим. Его взгляд был холодным, чужим.
В прихожей стояли её чемоданы — наспех собранные.
— Подумал и принял решение, — сказал он ровно, без тени эмоций. — Ты мне не подходишь. Мы разные. Забирай вещи и уходи.
Анна стояла, как оглушённая. Из спальни вышла молодая девушка — симпатичная, в шёлковом халате Анны. Под тканью явно выделялся большой, округлый, ненастоящий живот.
— Это Света, — представил он. — Она ждёт от меня ребёнка. Ей нужна стабильность, а мне — жена, которая дома. А ты — вечный дежурный. Так что уходи.
Светлана робко улыбнулась, поглаживая фальшивый живот. Этот жалкий, пошлый спектакль стал последней каплей.
Анна не произнесла ни слова. Ни крика, ни слёз, ни упрёков — ничего. Она молча подхватила чемоданы, развернулась и вышла за дверь. Внутри было пусто. Так пусто, что казалось — даже эхо не отзовётся.
Некуда было идти. Родные — в другом городе. Подруг, у которых можно было бы переночевать, не осталось — годы работы и брак, поглощённый чужими ожиданиями, постепенно отдалили её от всех. Единственным местом, где она чувствовала себя в безопасности, была больница.
На такси она добралась до дежурной каптерки, оставила вещи и, не раздеваясь, вошла в ординаторскую. Пётр Семёнович, старший хирург с седыми висками и добрыми, но проницательными глазами, взглянул на неё — на её бледное лицо, на чемоданы у ног — и сразу всё понял.
— Оставайся, Аня, — тихо сказал он. — Диван тут. Не первый раз, не последний. И, если честно, я давно не видел тебя живой рядом с ним. Может, это и есть начало чего-то нового.
Она благодарно кивнула. Ни вопросов, ни жалости — только тихое понимание. Это было дороже любых слов.
Она легла на старый, продавленный диван, но сон не шёл. В голове — тяжесть: обида, унижение, чувство предательства. Она встала, вышла во двор больницы. Ночь была тихой, прохладной. На скамейке, несмотря на поздний час, сидел мужчина в больничной пижаме. Он обернулся на её шаги.
Это был он — Дмитрий, тот самый, кого она вытащила из кустов.
Он посмотрел на её лицо, на следы слёз, и спросил прямо:
— Это из-за меня?
— Нет, — тихо ответила она. — Меня просто выгнал муж. Всё, что у меня было — он просто вышвырнул на улицу.
Дмитрий задумчиво кивнул, а потом вдруг улыбнулся.
— Тогда позвольте поздравить вас.
Она удивлённо вскинула брови.
— С чем?
— С тем, что вы наконец избавились от человека, который вас не уважал. Который бросил вас одну в темноте с умирающим. Который не видел в вас женщину, а видел только служанку. Разве он был достоин вашей преданности? Вы спасли мне жизнь, а он не смог даже просто остаться рядом. Разве это не доказательство, кто из вас двоих — сильнее? Радуйтесь, доктор. Вы свободны.
Его слова не были мягкими, но в них не было и жестокости — только честность и здравый смысл. Они врезались в сознание, как холодный душ после долгого обморока. Анна впервые за эту ночь почувствовала не боль — а облегчение. Он был прав. Совершенно.
Прошёл год.
Яркий свет операционной лампы заливал пространство, выхватывая сосредоточенное лицо Анны. Её руки двигались уверенно, точно, как будто каждый жест был отточен самой жизнью. Она была там, где должна быть. Она была счастлива.
— Анна Игоревна, опять розы! — прошептала медсестра Наташа, вкатывая в предоперационную огромную корзину белых цветов. — Дмитрий Сергеевич — настоящий джентльмен.
Анна улыбнулась, не отрываясь от монитора.
— Упрям, как танк.
— Вот это мужчина! — вздохнула Наташа. — А мой на 23 февраля подарил мне чайник. И то потому что забыл про праздник.
— Он просто боится, что меня соблазнят в этой больнице, — с усмешкой сказала Анна. — Держит позиции.
Их разговор прервал голос по селектору:
«Анна Игоревна, срочно в третью операционную! Ножевое ранение, проникающее в брюшную полость. Критическое состояние!»
Анна быстро завершила манипуляцию, передала пациента ассистенту и, срывая перчатки на ходу, направилась в третью. В операционной уже шла подготовка. Пациента укладывали на стол, срезали грязную, порванную одежду. Анна подошла, надела маску, бросила взгляд на лицо — и на мгновение замерла.
Но не от боли. Не от воспоминаний. Только лёгкая, почти научная отстранённость.
На столе лежал Максим. Бывший муж. Его лицо было измождённым, щёк не было — только кости и запёкшаяся кровь. Он выглядел как бродяга, которого подобрали на улице.
Максим ещё был в сознании. Глаза открылись. Он увидел её — глаза над маской, которые узнал мгновенно.
— Аня… Анечка… это ты? — прохрипел он. — Слава богу… Спаси меня… Эта Света… она сказала, что беременна… а это ложь… Она хотела квартиру… Выгнала… Я скитался… Я всё понял… Я был идиотом… Прости… Вернись… Я больше не буду…
Он тянулся к ней, но руки дрожали, пальцы не могли сомкнуться. Анна смотрела на него, как на любого другого пациента. Ни гнева, ни жалости — только профессиональная концентрация.
— Петрович, — тихо сказала она, — давай наркоз.
Анестезиолог ввёл препарат. Голос Максима стал бессвязным, потом затих. Петрович посмотрел на Анну с тревогой.
— Ань, может, вызову другого хирурга?.. Тебе тяжело?
— Почему? — спокойно пожала она плечами. — Мы давно чужие. Это не личное. Это просто пациент с проникающим ранением. Я здесь не как бывшая жена. Я здесь как хирург. — Она сделала паузу. — И, знаешь, Петрович, я счастлива. По-настоящему. И мне всё равно, кто лежит на этом столе.
Он кивнул, но вдруг его взгляд скользнул ниже — на её фигуру под хирургическим костюмом.
— Ань… Ты что, беременна?
Анна опустила глаза. Под маской её губы тронула тёплая, светлая улыбка. Она чуть заметно кивнула.
— Да. Ещё рано, но уже чувствуется. Муж пока не знает. Хочу вечером удивить.
Она взяла скальпель. Холодная сталь легла в руку, как продолжение её воли. Она окинула взглядом бригаду, задержала глаза на теле Максима — и, с лёгкой иронией в голосе, сказала:
— Ну что, коллеги… Начинаем штопать бомжа?