— Пятьдесят тысяч в месяц — и я тебя не трогаю. Живи себе спокойно, — произнесла мать. — А если нет — я найду способ заставить тебя пожалеть.
— Ты мне должна по гроб жизни! — резко бросила Валентина Антоновна. — Так что не надейся исчезнуть из моей жизни. Дочь ты мне или кто? Реши вопрос с деньгами поскорее. Плати — и живи как жила. Старый твой пусть расстарается! Он же пользуется всем, что я тебе родила!
Звонок вырвал Ладу из сна. Она открыла глаза, взглянула на экран — «Мама» — и тяжело вздохнула. Брать не хотелось. Но она знала: если не ответит сейчас, то телефон будет звенеть весь день и ночь без перерыва. Проще сразу разобраться.
— Да, мам. Что случилось?
В трубке раздался знакомый, резкий голос:
— Лада, ты ещё спишь? Уже почти полдень! Когда деньги пришлют? Я устала ждать. Или мне самим к тебе наведаться?
Лада присела на кровати, плотнее закутавшись в одеяло.
Снова одно и то же.
— Мам, мы это уже обсуждали, — стараясь говорить спокойно, ответила она. — Я не буду платить. Это не помощь. Это вымогательство.
— Вымогательство?! — Валентина Антоновна еле сдерживала гнев. — Это я тебя растила! Ночами не спала, а теперь — будто чужая стала? Неужели совесть совсем проснулась?
— Совесть? — Лада чуть повысила голос. — А где твоя совесть? Ты меня шантажируешь! У тебя есть муж. Пусть он обеспечивает.
— Гена? — фыркнула мать. — Гена сейчас не работает. Читает книжки, «вдохновляется». А я что, на воздухе жить должна?
— Не моя проблема, что он не ищет работу, — холодно ответила Лада. — Я не собираюсь тебя содержать.
— Тебе легко говорить! — уже кричала Валентина. — Ты там на побережье, дом свой, жизнь сладкая. Про мать забыла напрочь! Неблагодарная! Холодная! Эгоистка!
Лада не выдержала:
— Перестань! Я больше не хочу это слушать. Исчезни из моей жизни. Раз и навсегда.
— Вот так вот! — мать задохнулась от ярости. — Ты правду-то слышать не хочешь! Мы тут нищие, а ты даже голову не поднимаешь! Пятьдесят тысяч! Сейчас! Или я найду, кто тебя убедит по-другому!
— Попробуй, — спокойно ответила Лада. — Только теперь я всё записываю. В следующий раз заявление подам. И ты в тюрьме будешь завтракать по графику.
— Ах, вот оно что! — Валентина задохнулась от возмущения. — Значит, мать тебе помеха? Ну, Ладочка, запомни это. Бог видит всё. Он рассудит.
Без слов Лада нажала «отбой». Телефон замолчал. Но внутри нее всё ещё звенел этот голос — жесткий, требовательный, как колючая проволока. Она откинулась на подушку, закрыла глаза. Её трясло. Внутри — пустота и боль. С одной стороны — чувство вины перед матерью. С другой — понимание, что её используют. Манипулируют. Шантажируют.
— Как будто вернулись девяностые… — прошептала она, чувствуя, как всплывают воспоминания. — Когда страх был частью семейных звонков.
Обрывки разговора крутились в голове:
«Неблагодарная… Совести нет… Бандитов натравлю…»
Она работала не покладывая рук, чтобы выбраться из нужды. Раньше помогала матери, когда могла. Но этого никогда не было достаточно. Вечно новые претензии. Новые обвинения. Будто бы она была обязана не только благодарностью, но и деньгами.
В дверь постучали.
— Лада, можно?
Это был Андрей — её муж. Его голос всегда звучал мягко. Спокойно. Как у человека, который знает, как быть рядом, когда другому больно.
— Заходи, — ответила она.
Андрей вошёл, заметив её бледность и опухшие глаза.
— Опять она? — спросил он.
Лада кивнула.
— Опять деньги. Только теперь не просит — требует. Сказала, что бандитов натравит, если не переведу.
Андрей сел рядом, осторожно взял её за руку.
— Ты не обязана ничего делать. Особенно если тебя запугивают. Это не любовь. Это давление. Это зло.
Лада посмотрела на него благодарно.
— Я знаю. Просто… мне тяжело. Иногда кажется, что я должна терпеть. Ведь она мать…
— Нет, — твёрдо сказал он. — Мать — это не только имя. Это забота. Поддержка. Любовь. А это — просто женщина, которая хочет жить за твой счёт. Не позволяй ей.
Она прижалась к нему, чувствуя тепло и силу.
— Спасибо, — прошептала. — Без тебя я бы давно сломалась.
— Я рядом, — сказал он. — И всегда буду. А теперь вставай. Пошли завтракать. И забудь про этот звонок.
Лада кивнула. Она знала, что это не конец. Мать не сдастся. Но сейчас, с поддержкой любимого человека, она чувствовала себя немного сильнее. Как человек, который впервые услышал: ты имеешь право сказать «нет» .
Ещё с детства Лада знала, что отношения с матерью — это не тепло и не защита. Валентина Антоновна относилась к ней как к обязанности, а не к близкому человеку. Ни объятий, ни ласковых слов, ни радости в глазах. Только холод, упрёки, вечное недовольство.
Если бы не отец — Лада бы росла одна. Именно он ночами читал ей сказки, хвалил за школьные успехи, обнимал, когда было страшно. Он был тем единственным светом, который не дал ей окончательно потерять веру в любовь.
Самым жестоким разочарованием, которое надолго застряло в сердце Лады, стало открытие, связанное с бабушкой. Бабушка Маша, как называла её Лада, жила в другом городе и приезжала редко, но каждый её визит был как праздник. Она пахла домом, тёплыми пирогами и пряниками. В рюкзаке у неё всегда находились связанные носочки, ароматные пироги… и главное — деньги.
Бабушка ласково клала в ладонь внучки смятую купюру и шептала:
— Это тебе, деточка. На сладости. Только никому не говори. Спрячь хорошенько.
Лада трепетала от радости, прятала деньги под матрас или под подушку, мечтая о мороженом, заколке, игрушке. Но через пару дней они исчезали. Каждый раз. Без следа.
Она бежала к матери, расстроенная, с зажатыми кулаками и слезами на глазах:
— Мам, я точно помню! Бабушка мне дала деньги! Я их спрятала!
— Какие ещё деньги? — холодно отвечала Валентина Антоновна. — Ты что-то путаешь. У бабушки нет никаких денег. Думаешь, она богатая?
— Нет, она просто хотела мне помочь… — Лада не понимала, почему мама так говорит.
— Перестань выдумывать, — обрывала та. — Никаких денег не было. Иди займись делом, вместо того чтобы чушь городить.
Девочка рыдала. Ей казалось, что она сошла с ума. Ведь она чувствовала ладонь бабушки, видела её улыбку, знала, что купюра была. Но мать смотрела так уверенно, что Лада начинала сомневаться: может, всё это ей почудилось?
Годы проходили. Та же история повторялась снова и снова. Бабушка приезжала, дарила деньги, Лада прятала их осторожно… и снова — ничего. Пустота. Обман.
На шестнадцатый день рождения бабушка приехала с подарком и снова незаметно положила в руку несколько купюр. Лада уже давно перестала верить словам матери, поэтому спрятала их тщательнее прежнего — под матрас, в самое потайное место. Когда деньги пропали, она не плакала. Не просила. Решила — проверю. Найду правду.
Через два дня, когда Валентина ушла на работу, Лада начала обыск. Она перевернула всю комнату матери, заглянула в старую коробку под кроватью. Внутри — фотографии, письма, бусы, которые когда-то рассыпались… и деньги. Много. Среди них — те самые купюры, смятые по краям, с характерными надрывами. Одна даже была помечена карандашом буквой «Л» — Лада сделала это сама, чтобы запомнить.
Вечером, когда мать вернулась, Лада протянула ей коробку. Руки дрожали. Голос тоже.
— Это что? — спросила Валентина, но по её лицу было ясно — она знает.
— А ты не догадываешься? — голос Лады дрогнул. — Ты врешь мне годами. Забирала то, что мне дарила бабушка. Ты воровала у меня. У своей дочери.
Валентина гневно схватила коробку и швырнула её на пол.
— Ты вообще кто такая, чтобы лазить в моих вещах?! — процедила она сквозь зубы.
— А ты кто такая, чтобы врать мне всю жизнь?! — крикнула Лада. — Чтобы унижать, использовать, забирать у меня последнее?
Мать замолчала. Потом медленно подняла взгляд. Холодный, равнодушный.
— Почему я должна тебя любить? — спросила она, почти с презрением. — Ты мне жизнь разрушила. Я из-за тебя ни молодости, ни свободы не имела.
Лада замерла. Слёзы высохли. Внутри стало пусто. Она не ожидала такого ответа. Не оправдания. Не извинения. А холодного приговора.
— Я… я не просила родиться, мама… — прошептала она. — Почему ты ненавидишь меня за это?
— Вот именно, — Валентина усмехнулась. — Никто никого не спрашивал. А теперь заткнись и уйди.
После этого разговора Лада больше не искала материнской любви. Не ждала одобрения. Не надеялась услышать слово «прости». Она сосредоточилась на себе. На учёбе. На друзьях. На жизни, которую нужно строить самой. Потому что помощи ждать не от кого.
В девятнадцать лет, с юной верой в светлое будущее, Лада встретила Андрея. Он был для неё тем самым человеком, которого она так долго ждала. Не идеальный, но настоящий. Он видел в ней не ошибку, не обузу — а сильную, красивую, достойную девушку.
Предложение руки и сердца прозвучало быстро. Лада согласилась без колебаний. Хотела одного — уехать. Убежать. Подальше от дома, от матери, от постоянного страха быть недостаточной.
Её отец давно ушёл. Не выдержал скандалов, давления, вечной войны. Валентина вскоре вышла замуж за нового мужа — соседского художника, который так и не стал известным, но сумел стать новым объектом её внимания. Только вот к Андрею она отнеслась с неприязнью. Шестнадцать лет разницы между ним и Ладой стали поводом для насмешек.
— Ну и старика ты себе нашла, — смеялась Валентина. — То ли ещё будет, когда он начнёт забывать, где ключи, а ты будешь ему память напоминать?
— Что он в тебе нашёл? Ты же даже кастрюлю довести до кипения не можешь. Может, он псих?
Лада плакала. Андрей старался сдерживаться. Но рано или поздно он сказал:
— Продам всё. Квартиру, дачу, машину. Мы уедем. Туда, где тебя никто не найдёт. Где ты сможешь дышать. Жить. Любить.
И они уехали. Южный город, тепло, море, новый дом — маленький, но свой. Лада смотрела на закаты, как на обещание лучшей жизни.
— Теперь всё будет хорошо, — шептала она. — Мы наконец будем счастливы.
Но покой оказался обманчивым.
Через пару месяцев начались странные происшествия. Ночью окна закидали камнями. Почтовый ящик испачкали краской. А однажды у калитки лежал странный свёрток. Внутри — перья, земля, какие-то травы и нитки. Лада закричала. Андрей сразу набрал полицию.
— Это не случайность, — сказал он. — Это намерение. Кто-то хочет, чтобы мы убрались отсюда.
Полиция провела расследование, но не нашла никого. Ни следов, ни свидетелей. Лишь молчание. И страх.
Лада стала бояться выходить из дома. Ей казалось, что за ней следят. Что кто-то наблюдает. Что мать нашла способ дотянуться до неё даже на таком расстоянии.
Прошла неделя после того, как Лада нашла странный свёрток у калитки. И тогда она узнала правду. Всё это время за ними следила мать. Она сама приехала — неожиданно, без предупреждения, будто в этом был какой-то смысл.
Андрей в тот вечер ушёл на рыбалку, а Лада, измученная тревогами, легла отдохнуть. Но резкие удары в калитку вырвали её из полудрёма. Она подошла к окну, взглянула на экран видеонаблюдения — и похолодела. Перед домом стояла Валентина Антоновна. Мать. После стольких месяцев тишины.
Лада медленно вышла во двор. Открыла калитку. Лицо матери было спокойным, почти торжествующим.
— Ну что, деточка? — произнесла она с холодной издёвкой. — Думала, я тебя отпущу так просто? Думаешь, мне всё равно, как ты живёшь? А земля с кладбища тебя не напугала?
Лада замерла. Слова зависли в воздухе, как удар.
— Это… это ты? Ты всё это делала? Зачем? Почему?
Мать усмехнулась. Не скрывая горечи и злости.
— А ты как думала? Что я буду сидеть и смотреть, как ты разгуливаешь здесь, живёшь, словно принцесса, а я одна, забытая? У вас деньги водятся, а мне — ни копейки? Я тебе жизнь сломала, теперь ты сломаешься. Таково моё условие.
— Какое условие? — осторожно спросила Лада, ощущая внутри пустоту.
— Компенсируй. За всё. За то, что ушла. За то, что женился на тебе этот старый хрыч. За то, что я теперь одна. Ты меня ненависть научила чувствовать.
Пошёл дождь. Голоса их терялись в каплях. Валентина смотрела на дочь, как на врага. А Лада не могла понять: как человек, который её родил, может быть таким чужим?
Но вмешался Андрей. Вернулся вовремя. Услышал крики. Подошёл, увидел мать Лады и сразу понял — это не случайный визит.
— Вот и гостья, — сказал он сухо. — Наконец-то раскрылось, кто стоит за всем этим. Ты опять приехала мучить Ладу? Убирайся. С сегодняшнего дня — никаких встреч. Никакого контакта. Или полиция примет участие.
Валентина Антоновна метнула в него взгляд, полный яда.
— Вы ещё пожалеете! — прошипела она. — Я вас обоих загоню в землю. По-хорошему не хотели — будет по-плохому!
Андрей закрыл калитку перед самым её носом. Провёл Ладу в дом. Обнял. Успокаивал:
— Не бойся. Я тебя защитю. Камеры поставлю, собаку возьмём крупную. Мы справимся.
Но Лада знала: это только начало. И она не ошиблась.
Валентина Антоновна начала кампанию. Угрозы, доносы, сплетни, фальшивые обвинения — всё шло в ход. Только через несколько месяцев кошмар внезапно прекратился. Мать исчезла. Без объяснений. Без звонков. Просто пропала.
Четыре года Лада ничего не слышала о Валентине. Жизнь с Андреем была спокойной. Они развивали маленький бизнес, жили в своём ритме. Было хорошо.
До весны прошлого года. Андрей уехал в командировку. Лада осталась одна. И снова — стук в калитку. Она посмотрела в камеру. Сердце замерло. Мать. Снова. Та же уверенность в глазах, тот же вызов.
Сначала она хотела игнорировать. Но потом решила — пусть лучше всё случится сейчас, чем втайне от мужа. Встретила мать спокойно. Хотела поговорить. Остаться лицом к лицу. Андрей скоро вернётся — ей не страшно.
Валентина Антоновна, неожиданно для Лады, бросилась на колени.
— Прости меня, доченька, — голос дрожал, — я всё поняла. Я осознала, какую боль причинила. Прости… особенно за то, что сделала раньше. За ту землю с кладбища. Прости меня ради бога…
Лада замерла. «Тот случай» — да, она помнила. Она не могла его забыть. Но сейчас мать плакала. Казалось, искренне. Лада растаяла. Впустила. Посадила за стол. Выслушала. Валентина говорила о любви, о раскаянии, о том, как одиноко жила. О том, как осознала свои ошибки. Лада обняла её.
— Ладно, мама, — сказала она. — Забудем. Прошлое — в прошлом.
Мать попрощалась через пару дней. Уехала, оставив после себя лишь воспоминание о слёзном раскаянии. Лада поверила. До самого конца.
Но вскоре начались новые испытания.
Первым явился груз — тетя Галя, двоюродная родственница из Урюпинска. С семьёй. С собакой. С внуками, которые крушили всё на своём пути.
— Ладочка! — радостно провозгласила та, входя в дом, будто ждала эту встречу годами. — Решили мы с тобой лето провести! Места у вас — красота, море рядом! Чего встала? Тащи чемоданы, покажи нам всё!
Лада растерянно кивнула. Пришлось принимать. Родня — не гости, чтобы отказывать.
И начался ад. Две недели были наполнены шумом, требованиями, постоянными придирками и обидами. Еда — слишком простая. Бельё — слишком старое. Внуки — как с цепи сорвавшиеся демоны. А тетя Галя всё оправдывала:
— Ну дети же! Что с них взять!
Однако пику своей дерзости семейка достигла в моменте с телевизионным пультом.
— Лада, отдай пульт! — завопила тетя Галя. — Мы сериал смотрим!
— Минут пятнадцать осталось! — ответила Лада, стараясь сдерживать нервы.
— Вот вырастят таких вот эгоистов! — закатила истерику женщина. — Совесть потеряли!
Лада еле дождалась их отъезда. Когда они уехали, она надеялась, что хоть немного отдохнет. Не тут-то было.
Скоро нагрянула новая гостья — тетя Зина, давняя подруга Валентины. Приехала якобы на месяц отдохнуть, но вела себя так, будто дом принадлежал ей.
— Ладочка, твоя мама мне посоветовала! — заявила она, устраиваясь на диване. — Сказала, тут рай. Вот я и прикатила.
Она требовала особого меню, идеальной уборки, внимания. Каждое слово — как укол. Каждый день — как испытание.
Андрей видел, как Лада сжигает себя изнутри. Он уже не мог сдерживать гнев. Особенно когда тетя Зина начала критиковать его.
— Ладочка, ты чего такая унылая? — ворчала она. — Ты бы больше радовалась, что я приехала. Я ведь тебя развлекаю!
Лада молчала. Каждую секунду ей приходилось бороться с собой — не закричать, не убежать, не разрыдаться. Андрей видел, как она держится из последних сил. И когда тетя Зина в который раз начала критиковать его за «недостаточное внимание к гостям», он взорвался.
— Слушай, ты вообще кто? — резко произнёс он, теряя терпение. — Мы тебя не звали. Не просили. Впервые вижу. Так что не надо строить из себя особу царской крови. Бери свои вещи и проваливай!
Тетя Зина чуть не подавилась чаем. От возмущения глаза её округлились, а лицо покраснело.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Я же подруга твоей тёщи! Ты хоть понимаешь, насколько это невежливо?
— Мне всё равно, кто ты, — ответил он спокойно, но жёстко. — Это мой дом. Здесь я решаю, кто может остаться, а кто должен уйти. Так что — прощай.
Зина обиделась до глубины души, но спорить не стала. Собралась быстро, хлопнула дверью так, что задрожали рамы. Лада стояла рядом, наблюдая за её отъездом. Чувства путались: где-то внутри — стыд перед родственницей матери, а где-то — уверенность: Андрей прав. Хватит терпеть наглость тех, кто считает её обязанностью быть доброжелательной ко всем подряд.
Она набрала мамин номер. После ухода Зины в голове появилось тревожное ощущение — слишком много совпадений, чтобы всё происходило случайно.
— Мам, это ты их всех прислала? — вырвалось у неё сразу, как только услышала голос Валентины Антоновны.
Пауза. Едва заметная, но значимая.
— Ладочка, ну как ты можешь так говорить? — голос матери стал мягким, почти обиженным. — Я просто хотела, чтобы тебе было веселее. Родня ведь. Люди добрые. Ну погостили немного, что в этом такого?
— Что такого? — Лада уже не могла сдерживаться. — Они жили у нас как у себя дома! Две недели! Жрали за десятерых, ломали, шумели, ещё и требовали особого отношения! А потом твоя подружка явилась и вела себя как королева! Ты понимаешь, что ты делаешь?!
Мать рассмеялась. Сухо. Насмешливо.
— Ой, Лада, ну не обеднела же! А жизнь стала интереснее. Не сидела бы как сыч в углу, давно бы завела себе новых друзей.
— Это моя жизнь! — уже кричала Лада. — И ты не имеешь права её портить! Ты меня унижала перед соседями! Перед всеми! Она уезжала, будто мы виноваты во всём.
— Подумаешь, соседи! — снова фыркнула Валентина. — У них своих дел хватает. А насчёт гостей… Да, будут ещё. Я ваш адрес теперь всем раздала.
— Зачем ты так со мной? — почти прошептала Лада. — Что я тебе сделала?
— Это моя маленькая месть, — холодно ответила мать. — За то, что ты решила жить своей жизнью. За то, что ушла. За то, что считаешь себя свободной. Пора понять: в жизни ничего не даётся просто так. За всё нужно платить.
— Платить? — Лада не верила своим ушам. — Чем платить? За что?
— За то, что я тебя родила. За то, что вырастила. За то, что потратила годы. Теперь ты должна мне. Регулярно. Каждый месяц.
— Что?! — Лада замерла. — Ты издеваешься?
— Пятьдесят тысяч, — заявила Валентина Антоновна. — Без лишних слов. Иначе… пеняй на себя. Я могу сделать так, что тебе будет хуже, чем сейчас.
У Лады перехватило дыхание. Пятьдесят тысяч. Где они возьмут такие деньги? Они живут скромно. У них нет запасов. Только бизнес, который еле держится.
— У меня таких денег нет, — прошептала она.
— Найди, — приказала мать. — Или готовься к следующему визиту. Только в этот раз это будут не тётки и не подружки. Это будет серьёзнее. Гораздо серьёзнее.
И трубка оборвала связь. Лада стояла, как окаменевшая. Внутри — пустота. Шум в ушах. Темнота перед глазами.
Андрей вошёл через минуту. Увидел её бледную, дрожащую фигуру — и сразу понял: случилось что-то страшное.
— Что? — спросил он, беря её за руку.
Лада рассказала. Медленно, с паузами, будто слова сами не хотели выходить наружу.
Андрей слушал, не перебивая. Лицо его становилось темнее с каждым её словом.
— Вот же мерзавка, — сказал он, сжав зубы. — Совсем потеряла человеческий облик.
— Что делать, Андрей? — спросила Лада, чувствуя, как страх давит на грудь. — Откуда мы возьмём такие деньги?
— Ни хрена мы ей не отдадим, — решительно заявил он. — Не позволим себя шантажировать. Нельзя ей этого спускать. Пока она получает то, чего хочет, она будет продолжать.
— Но она угрожала. Я боюсь, что она действительно что-то плохое устроит.
— Пусть попробует, — Андрей заговорил твёрдо. — Мы пойдём в полицию. Подадим заявление. Пусть теперь она объясняется с правоохранителями.
Лада колебалась. Не хотела подводить мать под уголовную статью. Но другого пути не было. И она согласилась.
После её заявления Валентина Антоновна позвонила снова. Просила, умоляла, плакала — или притворялась, что плачет. Говорила, что старость сделала её слабой, что она просто хотела быть частью их жизни, что больше никогда так не будет.
Лада поверила. Она забрала заявление. Хотела дать второй шанс.
Но ошиблась.
С тех пор начались новые визиты. Новые угрозы. Новое давление. И тогда они приняли решение: уехать. Сменить город. Скрыться. Начать заново.
Дом выставили на продажу. Номера сменили. Лада надеялась, что мать остановится. Что однажды поймёт: любовь нельзя купить насилием. Что дочь — не должник, а человек, которому тоже нужна была материнская поддержка.
Но она всё ещё боялась. Что где-то там, в далёком городе, Валентина Антоновна сидит с новым планом. И ждёт момента.