— Милая, позвони своей мамаше. Уборщица как раз уволилась, — усмехнулась свекровь

Ксюша вытирала пыль с рамки, когда свекровь вошла на кухню без стука.

— Милая, позвони своей мамаше. Уборщица как раз уволилась. У твоей же перелом зажил?
Тряпка замерла в руках.

Екатерина Андреевна стояла в дверях, прислонившись плечом к косяку, и улыбалась той улыбкой, что появилась после свадьбы. Холодной. Как лезвие.

— Екатерина Андреевна, вы серьёзно?
— А что? Работа чистая, оплата достойная. Для деревенской женщины — счастье.
Ксюша положила тряпку на стол. Медленно. Пальцы дрожали, но она не показала.

— Хорошо. Я позвоню маме. Она как раз в отпуске. Может пожить у нас недельку. Вы же не против?
Свекровь застыла. В глазах мелькнуло что-то острое — испуг? злость? — но она взяла себя в руки.

— Конечно, милая. Буду рада.
Год назад всё было иначе. Олег привёл Ксюшу в родительский дом, и Екатерина Андреевна встретила на пороге с холодным блеском в глазах. Невестка подходила идеально: образованная, красивая, арт-директор в рекламном агентстве. О семье свекровь не спрашивала — и Ксюша не рассказывала. Зачем выворачивать наизнанку маму, деревню, дом с покосившимся забором, корову Машку?

Но накануне свадьбы всё рухнуло.

— Мама не сможет приехать. Она упала. Сломала ногу.
— Упала? Где?
— В… в коровнике.
Тишина. Долгая. Свекровь стояла у двери, медленно выпрямляясь.

— В коровнике.
— Да. Мама живёт в деревне. Она учительница.
Екатерина Андреевна развернулась и вышла. Дверь за ней захлопнулась так, что задрожали стёкла.

После свадьбы началось. Замечания, уколы, презрение в каждом взгляде. «Мы не на ферме», «В нашей семье так не принято», «Олег привык к другому». Олег пытался вмешаться, предлагал съехать, но Ксюша упёрлась. Не дам выгнать себя. Не дам.

А потом был разговор про уборщицу.

Мама приехала в субботу утром. Елена Васильевна вышла из такси — стройная, в светлом плаще, с короткой стрижкой. Пятьдесят лет, но выглядела на сорок.

Они вошли в дом. Екатерина Андреевна стояла в холле, сложив руки на груди. Увидела Елену Васильевну — и застыла. Лицо побелело. Рот приоткрылся.

— Лена?
Мама остановилась. Чемодан выскользнул из рук.

— Катя?
Из кабинета вышел Виктор Петрович, свёкор. Поднял голову — и замер.

— Господи. Лена.
Олег выскочил из кухни.

— Что происходит? Вы знакомы?
Виктор Петрович медленно опустился на диван.

— Мы жили в одной деревне. Двадцать шесть лет назад. Мы встречались.
Мама кивнула, глядя на свёкра.

— Я переехала туда после института. Работала в школе. Мы… хотели пожениться.
— Встречались? — Олег посмотрел на отца. — Ты никогда не говорил, что жил в деревне.
Екатерина Андреевна дёрнулась.

— Хватит. Это в прошлом.
— Нет, мама. Продолжайте.
Виктор Петрович провёл рукой по лицу.

— Я любил Лену. Но Катя — она была её подругой — сказала мне, что Лена встречается с физруком. Показала фотографию. Сказала, что я ей не нужен.
Елена Васильевна качнулась.

— Это был мой двоюродный брат! Он приезжал на два дня!
— Катя сказала, что ты врёшь.
Мама медленно повернулась к Екатерине Андреевне.

— А мне ты сказала, что Витя уезжает в город. Что женится на дочке директора завода. Что я была развлечением.
— Я не…
— Ты сказала, что он смеялся, когда узнал, что я беременна!
Тишина взорвалась. Ксюша схватилась за стену.

Елена Васильевна вытерла глаза.

— Я потеряла ребёнка через два месяца. Выкидыш. От того, что плакала днями напролёт.
Виктор Петрович встал. Лицо белое.

— Ты была беременна? От меня?
— Да.
— И Катя знала?
— Я ей сказала. Она была моей лучшей подругой.
Свёкор повернулся к жене. В глазах что-то страшное.

— Ты знала, что она беременна. И всё равно солгала?
Екатерина Андреевна выпрямилась.

— Я любила тебя! Ты не видел меня!
— Ты разрушила три жизни.
— Я дала тебе семью! Дом! Сына!
— Ты дала мне двадцать шесть лет ада. Я женился на тебе от отчаяния. Думал, Лена предала меня.
Олег опустился на стул.

— Мам, это правда?
Молчание.

— Отвечай!
— Да! Да, правда! Я взяла то, что хотела! Я построила эту семью! А она что? Сбежала в деревню!
Мама усмехнулась.

— Я вышла замуж. Родила Ксюшу. Мой муж умер пять лет назад, но мы прожили двадцать один год счастливо. Он меня любил. А ты, Катя? Ты счастлива?
Екатерина Андреевна шагнула вперёд, но Виктор Петрович загородил дорогу.

— Убирайся из моего дома
— Что?
— Я подам на развод. Собирай вещи.
— Ты не можешь!
— Могу. И сделаю.
Развод оформили через два месяца. Екатерина Андреевна требовала половину, но дом был записан на Виктора Петровича ещё до брака. Она получила минимум. Денег хватило ненадолго. Работу в пятьдесят пять без опыта не найти.

Виктор Петрович предложил ей переехать в его родительский дом. В деревне.

— Ты издеваешься?
— Нет. Это единственное, что я могу дать. Олег будет привозить продукты.
— Я не поеду в деревню! Я не деревенская!
Виктор Петрович достал из ящика пожелтевшую справку.

— Ты родилась в деревне Калиновка. Переехала в город в шестнадцать. Так что да, Катя. Ты деревенская.
Лицо Екатерины Андреевны исказилось.

— Я ненавижу тебя.
— Знаю.
Она уехала в апреле. Олег отвёз её сам, молча. Вернулся поздно вечером, сел на кухне и долго смотрел в окно.

— Она плакала?
— Нет. Стояла у калитки и смотрела мне вслед.
Ксюша обняла его.

— Ты не виноват.
— Знаю. Но всё равно противно.
Виктор Петрович и Елена Васильевна начали встречаться через месяц после развода. Осторожно, как подростки. Он приезжал к ней, она приходила к ним. Они гуляли, говорили часами, держались за руки.

Однажды вечером Ксюша увидела, как они сидят на террасе. Мама положила голову на плечо Виктору Петровичу.

— Двадцать шесть лет. Мы потеряли двадцать шесть лет.
— У нас ещё есть время.
— Ты правда так думаешь?
— Я ни в чём не был так уверен.
Ксюша отошла от двери, чувствуя, как что-то сжимается в горле. Они нашли друг друга. Несмотря ни на что.

Екатерина Андреевна звонила Олегу дважды. Первый раз просила денег — он перевёл небольшую сумму. Второй раз спросила, может ли вернуться.

— Нет, мам.
— Я одна.
— Это твой выбор. Ты выбрала ложь.
Она больше не звонила.

Олег привозил ей продукты раз в месяц. Возвращался мрачный, усталый. Однажды сказал:

— Она постарела на десять лет. Сидит у окна и смотрит в огород. Молчит.
— Ты жалеешь её?
— Нет. Но видеть это тяжело.
Ксюша взяла его за руку.

— Некоторые вещи прощать нельзя. Иначе они повторятся.
Прошло полгода. Ксюша сидела на кухне и резала яблоки для шарлотки. Виктор Петрович и мама вошли, держась за руки.

— Ксюш, нам надо кое-что сказать. Мы решили пожениться.
Нож замер над доской.

— Серьёзно?
— Я понимаю, это странно…
Ксюша бросилась обнимать их обоих.

— Это прекрасно! Мамочка, я так рада!
Виктор Петрович обнял её неловко, но крепко.

— Спасибо, доченька.
Слово повисло в воздухе. Он сказал это просто, без пафоса. И Ксюша вдруг поняла, что у неё появился отец.

Свадьбу сыграли тихо. Белые розы, шампанское, несколько друзей. Виктор Петрович не отпускал руку Елены весь вечер. Они танцевали под старую песню, и мама плакала, уткнувшись ему в плечо.

Осенью Олег поехал к матери в последний раз. Вернулся через три часа. Сел на диван и закрыл лицо руками.

— Что?
— Она попросила прощения.
— И ты?
— Сказал, что прощать мне нечего. Это не я потерял двадцать шесть лет. И не мне решать.
— Правильно.
— Она спросила, приедет ли папа. Хотя бы раз.
— Что ты ответил?
— Что нет. Никогда.
Олег поднял голову. Глаза красные.

— Она сидела на кровати в старом халате. Руки трясутся. Волосы седые. В доме холодно, пахнет сыростью. И я смотрел на неё и думал: это та самая женщина, которая разрушила три жизни. А теперь она одна, в доме, который ненавидит, в деревне, которую презирала. И знаешь что самое страшное?
— Что?
— Я не чувствую жалости. Совсем.
Ксюша обняла его.

— Ты не обязан жалеть тех, кто разрушал других намеренно. Это справедливость.
— Но она моя мать.
— Она была твоей матерью. А потом выбрала ложь.
Он прижался лбом к её плечу.

— Я больше не поеду.
— Хорошо.
— Переведу деньги через банк. Пусть нанимает кого-то. Но я не могу больше видеть её.
— Тогда не езди.
Зимой Ксюша узнала, что беременна. Они сидели вчетвером — она, Олег, Виктор Петрович и Елена Васильевна. Пили чай. За окном падал снег.

— Мальчик или девочка?
— Рано ещё. Но я хочу девочку.
— А я мальчика. Назовём в честь деда.
Виктор Петрович поперхнулся чаем.

— Серьёзно?
— Виктор — сильное имя.
Мама сжала руку мужа.

— У нас будет внук.
— Или внучка.
Виктор Петрович встал, подошёл к окну. Стоял долго, глядя на снег. Потом обернулся. Глаза влажные.

— Спасибо вам. За то, что вы есть.
Летом родилась девочка. Назвали Еленой. Когда мама взяла её на руки, она заплакала.

— Ксюшенька…
— Ты заслужила, мам. Ты всегда была сильной и честной. Я хочу, чтобы она была такой же.
Виктор Петрович сидел рядом, гладил внучку по крошечной ладошке. Улыбался, как мальчишка.

— Она похожа на тебя, Лена.
— А я вижу в ней Витю.
Ксюша смотрела на них — на мужа, на мать, на отца, которого нашла случайно, на дочь, которая сопела в мамином объятии. И думала: как странно всё устроено. Одна ложь, сказанная двадцать шесть лет назад, разрушила судьбы. А одна правда собрала всё заново.

Екатерина Андреевна так и осталась в деревне. Олег перечислял деньги, но не звонил, не приезжал. Иногда соседка присылала короткие сообщения: «Всё нормально». Больше ничего.

Однажды Ксюша спросила:

— Ты думаешь о ней?
— Иногда
— Жалеешь?
— Нет. Я жалею, что она не стала тем человеком, которым могла быть. Но это её выбор. Не мой.
— А если бы она попросила вернуться?
Олег посмотрел на дочь, которая спала в кроватке. Потом на Ксюшу.

— Я бы сказал нет. Потому что в этом доме живут люди, которые не врут. И не ломают других ради себя.
Маленькая Лена росла в доме, полном любви. Виктор Петрович возил её на руках, показывал звёзды, читал сказки на ночь. Елена Васильевна пекла пироги и пела старые песни. Жизнь шла своим чередом — обычная, простая, без драм.

Однажды вечером Ксюша разбирала старые вещи и наткнулась на фотографию. Екатерина Андреевна, молодая, красивая, стоит рядом с Виктором Петровичем. Он обнимает её за плечи, но смотрит куда-то в сторону. А она смотрит на него с такой жадностью в глазах, что становится не по себе.

Ксюша долго смотрела на снимок. Потом порвала его. Медленно, на мелкие кусочки. И выбросила в мусорное ведро.

Некоторые истории должны остаться в прошлом. Навсегда.

А вы бы смогли простить человека, который разрушил чужие судьбы ради своего счастья? Или справедливость важнее прощения? Напишите в комментариях — мне правда интересно, как бы вы поступили на месте Олега.

Если история зацепила — поставьте лайк. Иногда чужая боль помогает разобраться в своей.

Leave a Comment