— Стой! — крикнула я через всё поле, но маленькая фигурка продолжала медленно двигаться между колосьями.
Август выдался знойным. Я возвращалась с реки, несла ведро белья, когда заметила её — пятилетнюю девочку в потрёпанном платье. Она шла как-то странно, будто сквозь сон.
— Эй, малышка! — поставила ведро на край межи и побежала к ней.
Девочка обернулась. Её огромные карие глаза смотрели сквозь меня. На щеке темнела засохшая царапина.
— Как тебя зовут? — присела я перед ней на корточки.
Молчание. Только ветер шелестел пшеницей вокруг.
— Где твоя мама? — спросила я мягко.
Она чуть наклонила голову, потом подняла худенькую руку и показала вдаль.
— Там никого нет, дорогая. Пойдём со мной, согреешься, поешь.
Взяв за ледяную руку — несмотря на жару, она была холодной, — повела к дому. Девочка шла покорно, время от времени оглядываясь на безграничное поле.
Иван работал в огороде. Увидев нас, он выпрямился:
— Маш, это кто?
— Нашла в поле. Одна была. Не говорит ни слова.
Он подошёл, присел рядом:
— Привет. Я дядя Ваня. Хочешь морковку?
Вытащил из кармана очищенную морковку. Девочка взяла, осторожно откусила.
— Надо бы в милицию сообщить, — сказал он тихо.
— Сначала накормим, умоём. Посмотри на неё.
На кухне я усадила ребёнка за стол, налила молока, положила хлеба. Она ела медленно, старательно, почти беззвучно. Иногда замирала, будто прислушивалась к чему-то далёкому.
— Помнишь своё имя?
Покачала головой.
— А откуда ты пришла?
Снова показала куда-то в пространство.
— Может, цыгане? — предположил Иван. — Табор недавно проходил мимо.
— Не похожа. Скорее, потеряшка.
Отвела её в баню, смыла грязь, обработала ранки йодом. Под слоем пыли и пыльного пота оказалась светлая кожа, тонкие светлые волосы. Одела в свою старую рубаху — висит, конечно, но чистая.
Вечером приехал участковый Степаныч. Осмотрел девочку, записал приметы.
— В районе никто не числился. Проверю в соседних. А пока что?
— Останется с нами, — сказала решительно.
Иван кивнул.
— Зайду завтра.
Ночью девочка проснулась в испуге, прибежала ко мне. Обхватила руками, вся дрожит.
— Тише, тише, я рядом. Никто тебя не тронет.
Гладила по голове, пока не успокоилась. Легла рядом на раскладушке в горнице.
— Мама? — прошептала она вдруг.
У меня сердце замерло.
— Что, родная?
Но девочка уже снова уснула.
Прошла неделя. Степаныч заглядывал каждый день — ничего нового. Девочка по-прежнему молчала, только во сне что-то невнятное бормотала на непонятном языке.
— Может, иностранка? — высказал предположение Иван за ужином.
— Да какие иностранцы у нас в глуши.
Ребёнок сидела рядом, доедала картошку. За неделю щёчки порозовели, взгляд стал живее.
— Может, назовём её как-то? — предложил муж. — Хоть так будет проще.
— А если у неё есть имя? Вспомнит ещё.
— Пусть будет временное.
Посмотрела на девочку. Она подняла глаза — карие, с тёплыми золотистыми бликами.
— Катя, — внезапно сказала я. — Похожа на мою бабушку Катю в детстве. Те же глаза.
Девочка впервые за всё это время улыбнулась.
Осень пришла рано. Катей мы её окрестили — и она понемногу осваивалась. Помогала по хозяйству: кормила кур, собирала яйца. Начала говорить — сначала отдельные слова, потом короткие фразы. Но о прошлом — ни звука.
— Мам, воды, — произнесла она однажды утром.
Я замерла с чайником в руках. Иван даже отвернулся, чтобы скрыть блеск в глазах.
— Что ты сказала?
— Воды дай… мама.
Обняла её крепко, не в силах отпустить.
В октябре пришло письмо из района — никто не разыскивал девочку. Предлагали отправить в детский дом.
— Не отдадим, — твёрдо сказал Иван. — Будем оформлять опеку.
— А если родители найдутся?
— Разберёмся. Но в детдом её не отдадим.
Начались хождения по инстанциям. Справки, проверки, комиссии. Осматривали дом, интересовались доходами. Катя при чужих пряталась за мой подол, не проронила ни слова.
— Ребёнок какой-то странный, — заметила женщина из опеки. — Может, лучше отдать к специалистам?
— Она не странная, — ответила я. — Просто напугана. Ей нужен дом, а не эксперты.
К Новому году документы были готовы. Катя официально стала нашей воспитанницей.
— Теперь ты наша, — сказал Иван, беря её на руки. — Навсегда.
Девочка обняла его за шею и прошептала:
— Папа…
Зимой случилось нечто необъяснимое. Проснувшись ночью, я увидела: Катя стоит у окна и смотрит на белое поле за стеклом.
— Катюш, что ты здесь?
— Они ушли, — тихо ответила она. — Совсем ушли.
— Кто ушёл, милая?
Она повернулась, лицо было серьёзным, почти взрослым в лунном свете.
— Не помню. Но больше они не вернутся.
Прижала её к себе, увела от окна, уложила обратно. Больше она по ночам к окну не подходила.
Весной Катя расцвела. Бегала по двору, смеялась, напевала свои песенки. Читать научилась быстро, словно давно знала буквы. Рисовала странные узоры — круги, завитки, знаки, которые мы не могли понять.
— Что это? — спрашивала я иногда.
— Само получается, — отвечала она просто.
В мае приехала сестра из города. Увидев Катю, ахнула:
— Машка, да она же вылитая ты в детстве! Как родная дочь!
Посмотрела на Катю — и правда, похожа. Те же скулы, тот же разрез глаз. Только волосы светлее.
— Это судьба, — сказала сестра. — Просто так не бывает. Бог вас друг к другу привёл.
Летом, ровно через год после того, как я нашла её в поле, девочка проснулась и тихо произнесла:
— Мама, я вспомнила.
Сердце замерло.
— Что ты вспомнила?
— Что я всегда была вашей. Просто долго шла, чтобы вас найти.
Обняла её, не в силах сдержать слёз. В этот момент вошёл Иван.
— Что случилось?
— Папа, — улыбнулась Катя сквозь слёзы, протягивая ему руки, — я вспомнила: я ваша дочь. Была всегда.
Годы проходили быстро. Катя росла умной, доброй девочкой. Первая ученица в школе, помощница по хозяйству, душа компании среди деревенских ребят.
В четырнадцать лет она выиграла районную олимпиаду по математике.
— Нужно ехать учиться в город, — сказал Иван. — Институт, специальность — всё впереди.
— А как же вы? — забеспокоилась она.
— Мы никуда не денемся. Дом у тебя здесь, а будешь приезжать — как родная.
Той вечер мы сидели втроём на крыльце. Катя между нами, голова на моём плече.
— Мам, расскажи ещё раз, как вы меня нашли.
Я рассказывала уже сотый раз, но для неё это было важно. Она слушала внимательно, с улыбкой.
— Я нашла тебя в поле, пятилетнюю, и воспитала как родную. А теперь ты зовёшь меня мамой. И это самое лучшее, что у нас есть, — закончила я.
— Знаете, — задумчиво сказала Катя, — иногда мне снится один и тот же сон. Я стою в белом свете, и женщина говорит: «Иди, они тебя ждут». И показывает на наше поле.
— Может, ангел тебе снился, — предположил Иван.
— Может, и ангел…
Когда Кате исполнилось восемнадцать, она поступила в медицинский институт. Уезжали с Иваном провожать — все трое рыдали. Приезжала на каникулы — дом сразу наполнялся радостью.
— Мам, я познакомилась с парнем, — призналась она на третьем курсе. — Его Серёжа зовут. Он тоже врач.
— Приводи, познакомимся.
Серёжа оказался хорошим человеком — серьёзным, трудолюбивым. Иван одобрил его сразу.
— Парень надёжный, — сказал он потом. — За такого спокойно отдать можно.
Свадьбу сыграли в деревне. Катя в белом — просто загляденье. Целый день плакала от счастья.
— Спасибо вам за всё, — шептала она нам, обнимая.
Через два года у них родился сын — Ванечка, в деда. Потом — внучка Машенька, в бабушку. Катя с Серёжей работали в районной больнице, но каждые выходные приезжали к нам. Дом снова наполнился детским смехом и живым теплом.
Однажды, когда Ванечке исполнилось пять — ровно столько было Кате, когда мы её нашли — случилось нечто странное.
Прогуливались всей семьёй, дошли до того самого поля. Ванечка вдруг остановился и показал вдаль:
— Мам, там кто-то стоит.
Мы посмотрели — никого. Лишь пшеница колыхалась на ветру.
— Нет никого, милый.
— Есть! Женщина в белом платье. Она мне машет и говорит «спасибо».
Катя побледнела, присела рядом:
— Что ещё она делает?
— Просто стоит и улыбается.
Больше мальчик ничего не видел, но с того дня в Кате что-то изменилось. Она стала спокойнее, увереннее, словно завершился какой-то невидимый путь.
Вечером того же дня мы сидели на крыльце. Внуки спали, Иван с Серёжей играли в шахматы.
— Мам, — тихо сказала Катя, — я, кажется, начала вспоминать.
— Что вспоминаешь?
— Не всё, только чувство. Будто меня направили к вам. Отпустили, чтобы я нашла дом. Чтобы у вас была дочка, а у меня — семья.
— Глупости, — ответила я, но голос дрогнул.
— Нет, не глупости. Я ваша. Не по крови, но по сердцу — родная.
Обняла её, как тогда, много лет назад, когда впервые прижала к себе маленькую испуганную девочку.
— Ты наша. Самая родная.
— И знаешь, мам… Когда у меня родился Ванечка, я поняла: круг замкнулся. Любовь, которую вы мне дали, я передаю дальше. И будет передаваться всегда.
Мы молчали, глядя, как за горизонтом медленно опускается солнце. То самое поле, то самое место, где началась наша история.
История о девочке, которая пришла из ниоткуда и стала самым близким человеком. История о том, что семья — это не обязательно связь по крови. Это любовь, забота, годы, проведённые вместе.
— Пора в дом, — сказал Иван. — Прохладно становится.
Встали, пошли. Катя обняла нас обоих:
— Я вас люблю. Спасибо, что не отдали меня тогда. Спасибо, что поверили в меня.
— Мы любим тебя, дочка, — ответила я. — Люди могут быть родными не от рождения, а от сердца. А ты — наше настоящее чудо.
И это была чистая правда.